«Думаю, что многие украинцы ненавидят россиян»

KARENINA: Это интервью мы записываем на английском. Почему?

Мария Петрова: Я из Харькова. Всю свою жизнь я говорила на русском. Все мои друзья, родственники, родители говорили на русском. Все в Харькове говорят на русском. Даже сейчас. После вторжения в 2014 году мне было 14 лет, и я не понимала, что случилось. И только сейчас я поняла, что украинский язык умирает.

Я не хочу это поддерживать. Украинский язык очень красивый, и я хочу говорить на нем. Я хочу, чтобы мои дети говорили на украинском. Прямо сейчас, когда я пытаюсь думать или говорить на русском, я чувствую себя некомфортно. Я чувствую, что это язык агрессора. Это не мой язык. Я не знаю, как это случилось. Я просто переключилась.

Серия KARENINA

Побег и изгнание

С февраля 2022 года сотни тысяч жителей Украины, а также представители беларусской и российской оппозиции, бежали в Германию. Многие из этих людей хотят рассказать свои истории до того, как память сотрет воспоминания. Наш проект — серия документальных «интервью против забвения» — ведется в сотрудничестве с Федеральным фондом изучения диктатуры Социалистической единой партии Германии.

 

«Украинский язык умирает»

Россия пытается разрушить страну, которая уже не является частью Советского Союза, которая хочет быть отдельно. Пытается разрушить ее культуру, язык и людей. Жгли украинские книги, когда был Советский Союз. И сейчас мы живем, понимая украинский, но выбираем говорить на русском.

Сейчас, как говорит российская пропаганда, одна из причин, по которой Путин начал эту войну — теснения людей, которые говорят в Украине на русском. Но ситуация была совершенно противоположной. В Украине притесняли людей, которые говорили на украинском. «Ты что из деревни, почему ты говоришь на украинском?»

Если в Харькове ты говорил на украинском, всегда был вопрос: почему? Потому что все говорили на русском. Люди всегда спрашивали, чтобы понимать, что, например, этот человек не из Харькова. Или у него есть определённая политическая позиция, поэтому он говорит на украинском.

Я думаю, во всей восточной части Украины было так — Харьков, Донбасс. В Киеве, я думаю, 50 на 50 люди говорят на русском и украинском. Чем ближе к западу Украины, тем больше украинского. Львов — это только украинский язык. По телевизору в Харькове, в зависимости от канала, был и украинский, и русский язык. Но это нормально, потому что все понимают оба языка.

Жила и работала в Харькове

В Харькове я жила одна. Сейчас мне только 22 года, я закончила колледж в 2020 году по классу фортепиано и дирижерства с возможностью преподавания. Дальше я стала думать, чем могу заниматься.

Я начала давать частные уроки и дирижировать маленькими оркестрами. Но от этого было недостаточно денег в Украине. Я стала думать, что еще могу делать. Я люблю кофе и вино, поэтому пошла в бар и начала работать баристой. Я не думала дальше поступать в университет, потому что, закончив 9 лет музыкальной школы, у тебя уже есть все навыки, которые нужны, и дальше не обязательно получать высшее образование. В консерватории, в высшем музыкальном учреждении, можно получить только какие-то контакты, встретить новых людей. Это все.

Мой отец — дизайнер. Он делает маски и аксессуары из кожи в стиле стимпанк. Моя мама за свою жизнь сменила много профессий. Он была копирайтером, была фотографом. Сейчас она астролог. Они разошлись, когда мне было 4 года. Но мы все в хороших отношениях сейчас. У меня есть мачеха и младший брат, от второго брака отца, ему 12 лет. Еще у меня есть старшая сестра, ей 24  — у нас общие папа и мама.

24 февраля: не верила, что начнется война

Я жила в своей квартире, которая мне досталась от бабушки. За несколько недель до вторжения все говорили об этом, потому что мы знали, что армия, танки направляются к границам. Все знали об этом. Но, несмотря на это, многие люди, в том числе я, думали, что ничего не будет. Я не верила. Хотя мой отец за две недели до войны отправил мою мачеху с сыном во Львов и спрашивал меня, хочу ли я куда-то уехать, хотя бы во Львов. Но я не понимала тогда, зачем.

24 февраля я проснулась в 6 часов утра. Первая бомба в Харькове попала в вышку связи, поэтому мой интернет дома перестал работать. Мобильный интернет тоже не работал. Я крепко спала и не знала, что происходит. Моя квартира находится в Слобожанском районе рядом с аэропортом и, это, наверное, чудо, она до сих пор цела. Я слышала бомбы, они были не очень громкие. Но это был первый раз, когда я слышала бомбы за свою жизнь.

Сразу я не хотела никуда уезжать. Я думала, что, если останусь, все будет хорошо. Что война не будет длинной. Это же 21 век, 2022 год. Может все продлится одну неделю и все? Я думала, что просто могу подождать.

Под ногами тряслась земля

Тогда мне позволит отец и сказал, чтобы я собрала свои вещи, документы и была готова, чтобы он меня забрал. Я собрала вещи, все необходимое. Не хотела в это верить, но даже положила какую-то летнюю одежду. В тот вечер я до конца не понимала, что происходит. Просто сидела на кухне, курила, не хотела ни пить, ни есть, ни спать. Это была та чрезвычайная ситуация, в которой тело не хочет делать ничего. Только концентрироваться на новостях и постоянно проверять телефон.

Потом мне позвонил друг и сказал, что у них есть одно место в машине и они будут ехать куда-то на запад. Тогда уже были разговоры, что по пути кто-то может остановить, ограбить машину. Уже начался комендантский час, потому мы с друзьями провели ночь в метро. Там было очень холодно, страшно, было много людей. Потом мы переместились в дом парня, у которого была машина, но никуда не поехали в то утро, потому что было страшно.

Мы начали смотреть поезда, которые едут во Львов, пошли на вокзал. Два или три часа мы простояли под снегом на открытой платформе с тяжелыми сумками. Постоянно были объявления, что поезд скоро прибудет, но поезда не было. Потом поезд все-таки приехал, но никого не впускали. Рядом с вокзалом начали бомбить, мы слышали взрывы, они становились все ближе и ближе, громче и громче. В какой-то момент мы начали чувствовать, как уже началась трястись земля. Люди были в панике. Кто-то пытался спрятаться на станции, кто-то ушел в метро, кто-то бегал, кричал. Это 25 февраля.

Следующую ночь мы опять провели в метро, потому что это самое безопасное место. 26 февраля мы с другом рано утром опять пошли на вокзал и провели там весь день, ожидая какой-нибудь поезд. Один поезд отменили, один был переполнен. И только после комендантского часа, когда было не так много людей, мы дождались поезда, на который удалось сесть. Мы даже не знали, куда он точно едет. Проводник просто сказал нам, что он едет на запад. Мы ехали в тамбуре.

Через 22 часа поезд приехал прямо во Львов.

Вена, Берлин, университет

У меня не было плана, что делать дальше, но там уже был мой отец и сестра, было место, где остановиться. Отец сказал мне ехать в Европу, в Вену, это была первая остановка, где был кто-то знакомый — моя мачеха уже была там. Через три дня я была в Вене. Проехала на автобусе, на границе простояла всего 3-4 часа, что было очень хорошо. В Вене я тоже провела три дня.

Потом отец сказал, чтобы я ехала в Берлин, где у него есть друзья, которые могут помочь. Я взяла бесплатный билет из Вены в Берлин. До этого я никогда не была в Европе. Все, что я знала — что в Берлине есть подруга моего отца, и она мне поможет. Она — украинка, тоже из Харькова. Она помогла мне найти жилье, где я провела первые два месяца. Я даже не говорила на английском. Выучила его уже в Берлине. Потом мой хост помог мне найти в Berlin International University of AppliedSciences бесплатную программу для иммигрантов.

Сейчас я каждый день хожу в кампус, учу UI/UX дизайн. Получаю помощь от центра занятости, и они также платят за аренду моего жилья.

Я ничего не жду, мне просто нужно безопасное место

Ездила в Украину, навещала друзей

У меня нет никаких ожиданий от Берлина или от Европы, мне просто нужно безопасное место. Хорошо, что я здесь. Здесь много хороших мест и хороших людей.

Я не встречала людей, которые мне бы говорили, что они поддерживают эту войну. Не знаю, как бы я реагировала в таких ситуациях. С одной стороны, я могу очень разозлиться. Но, с другой стороны, почему я должна вступать в конфликт с таким человеком? Это просто не имеет смысла. Я даже не особенно читаю украинские новости. Сейчас мне нужно больше времени для того, чтобы думать о себе. Чем я могу заниматься.

Моя мама сейчас в Мюнхене, она решила уехать через 2 или 3 недели после начала войны. Было сложно оставаться, потому что Харьков начали бомбить каждый день.

После того, как я приехала в Берлин, я ездила у Украину дважды. Провела 10 дней во Львове, встретилась со своими друзьями. Я хочу вернуться в Украину. Но сейчас идеальный план — это найти дистанционную работу, чтобы не быть привязанной к определенному месту.

Я бы хотела продолжать заниматься музыкой. Сейчас играю на пианино, оно есть в моей квартире. Играю классику: Бах, Бетховен, Шопен, Гайден, Дебюсси, Лист. Но хотела бы попробовать еще техно.

Здесь у меня есть несколько друзей, которые тоже переехали из Харькова. Пять девушек, которых я знала до войны, здесь. Это очень хорошо, у меня есть общение, есть общество, есть поддержка. Я думаю, что без них было бы сложно. Некоторые из них начали говорить на украинском, некоторые нет. Но я говорю со всеми только на украинском. Если человек из Украины — я говорю с ним на украинском. Если из России или любой другой страны — на английском. Может быть в будущем что-то поменяется, и я начну говорить на русском. Сейчас я могу только читать, потреблять информацию. Но не отвечать.

Мне кажется, много украинцев ненавидят россиян. Всех россиян. Потому что официальные новости в России говорят, что 70% людей поддерживает войну. Я тоже чувствую, что не хочу сотрудничать с россиянами, не хочу поддерживать их своими деньгами: слушать музыку на Spotify или смотреть российских блоггеров. Я не делаю этого. К сожалению, мне пришлось удалить из своего плейлиста некоторых российских исполнителей, творчество которых мне нравилось. Но я не хочу поддерживать Россию.

Я думаю, в Украине тоже есть пропаганда, которая подталкивает к этой ненависти. Во мне есть эта ненависть. Но я просто не хочу никого ненавидеть. Я не хочу никого убивать. Это все еще очень сложный вопрос. Ты думаешь, с одной стороны, они не выбирали, где родились. Но, с другой стороны, они поддерживают это. И я продолжаю задавать себе этот вопрос: что я должна чувствовать, как я должна общаться с ними. Сейчас я пытаюсь просто отстраниться от этого, чтобы понять.

Интервью 9 сентября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.