«Cтрах парализует. С этим надо что-то делать»

Когда я уезжал из Москвы, у меня отменились все самолеты. Я в панике, в стрессе, за неделю похудел на 10 килограмм. Подруга из Таллина написала ехать к ней, пройдя через сухопутную границу. У меня была шенгенская виза, я успел ее сделать до всего. Я никогда не переходил сухопутную границу Петербург-Нарва. Я взял такси, доехал до приграничного города, перешел границу, сел на поезд, уехал в Таллин. Оттуда через 2 недели улетел в Берлин.

В Москве я был главой группы информационного дизайна в международной компании. После того, как началась война, я принял решение, что надо уезжать. Написал всем своим знакомым, кто у меня был, условно, в Берлине, в Риме, в Париже с вопросом: «Можно ли я приеду к вам пожить?» Приятель в Берлине сказал: «У меня есть свободная комната, приезжай».

«Устал придумывать оправдания»

Я наполовину украинец. У меня мама с Украины. Украина для меня — это не последняя страна, довольно родная. Я там провел все детство.

Я прекрасно понимаю историю про Крым. Но Крым, так или иначе, был взят мирно, без каких-то больших потрясения для людей, которые там живут. Я понимаю, почему люди могут поддерживать риторику «Крым российский, и он должен вернуться в Россию». Я не поддерживаю это, но понимаю.

Но когда началась непосредственно бомбежка Украины, когда начались убийства и вот такой захват чужих территорий, я понял, что это перебор. Это звучит очень сомнительно, потому что до этого была Грузия, Крым и еще много чего. Но именно в этом месте для меня был момент: «Стоп, хватит, вот сейчас я уже не хочу придумывать оправдания, почему я могу с этим жить, хоть и понимаю, что неправильно».

Я устал сам для себя продолжать придумывать оправдания, почему я остаюсь на территории России, почему я продолжаю быть частью РФ, быть молчаливым большинством. Которое, с одной стороны, не спрашивают, а с другой — «если вы молчите, значит вы поддерживаете». В связи с тем, что я не могу пойти на выборы, я не могу выйти на митинг, я не могу никаким иным образом высказать свой протест против происходящего, я высказываю свой протест тем, что я встаю, уезжаю и, как минимум, не вношу свои деньги в эту экономику.

С другой стороны, моя позиция была утилитарная и чисто эгоистичная. У нас был очень странный авторитарный, но стабильный политический режим. 24 февраля ситуация кардинально качественно изменилась. Моя логика такая: Путин хочет оставаться президентом навсегда, он не хочет уходить с этого поста и не уйдет, пока не умрет.

«Президент навсегда»

В России всегда было такое, что как только наступали проблемы с экономикой и людьми внутри, эти проблемы решались через вторжение снаружи. То есть внутреннее подменялось внешним. Экономический кризис 2008 года — мы начинаем войну с Грузией. Какие-то волнения 2011-2013 годов — мы отжимаем Крым в 2014. Это решение внутренних проблем за счет «маленькой победоносной войны» снаружи.

Начало войны с Украиной показало, что Путин собирается быть президентом вечно. Если наступят президентские выборы, то, во-первых, не из кого выбирать, во-вторых, военное положение — выборы можно и отменить. До этого момента в России был общественный договор, что есть какие-то люди, которые что-то выражают, и власть каким то образом на эти выражения реагирует. А 24 февраля стало очевидно, что он больше никого не спрашивает. Вышло 100 тысяч человек в Лондоне, вышла бешеная демонстрация в Берлине, даже в Москве и в Петербурге выходили люди. У меня в Петербурге приятеля побили на демонстрации. Это не имеет никакого значения. Путин как бы говорит: «Ребят, вы можете делать что угодно. Если выйдет 2 человека — вас арестуют. Если выйдет 2 миллиона — вас подавят танками. Но меня ваше мнение больше не интересует».

У Путина уже все есть. Он не парится по поводу того, что 70% населения живет у черты бедности. У него еда есть в бункере, у него все замечательно, любовница красиво одета. Почему его должны волновать какие-то другие люди, если до этого они его никогда не волновали? Будут налагаться санкции — ему плевать. Будут умирать люди — ему плевать. Его интересует только одно — оставаться президентом. А Россия будет просто деградировать с экономической, политической, социальной точки зрения. Будет становиться все хуже. Мы вернемся в 90-е, где бандиты будут отжимать бизнес, если бизнес еще будет. Половина с этих бандитов будет силовиками. Это возвращение в поздний Советский Союз 1988-89 года — я его застал, я его помню.

«В России будет только хуже»

Предположим, что Путин будет вести войну, пока не умрет. Он ведь не старый человек. И медицина сегодня отличная. Он вполне может прожить еще 10-15 лет, как минимум. Может мои прогнозы не верны, но давайте представим, что ближайшие 10-15 лет Путин никуда не денется. Где сценарий на это время? Даже если это фантастический сценарий. Я, как человек пессимистичный, представил себе худшее. Путин никуда не уходит. Война будет 10 лет продолжаться, потому что это его просто устраивает, ему без разницы, ему сам процесс нравится. Пока есть мобилизация, он будет президентом. Никакого дворцового переворота не будет, потому что людей либеральных взглядов просто не подпустят — они уже «преступники».

Мне 40 лет. И вот представим, что я эти 10 лет буду оставаться в Москве. Если после этого Путина не будет еще одного, то мы через 10 лет начнем строить прекрасную Россию будущего. То есть более-менее нормально жить я начну, когда мне будет 60-70 лет. Если доживу, потому что российская медицина и качество продуктов деградирует. Или меня за это время мобилизуют. Хоть я и не военнообязанный. В Москве я жил не по прописке, абсолютно невидимый ни для кого. Если бы меня мобилизовали, то только вручив повестку где-нибудь в метро.

И вот решение между тем, чтобы ждать, пока умрет Путин, и переездом в Берлин, в Париж, да хоть в Тбилиси, на самом деле, и там начать все с нуля. И через 10 лет у меня уже будут какие-то социальные связи, капитал, я что-то смогу сделать.

«Я родился в Краснокаменске»

Я родился в городе Краснокаменске. Этот город был заложен в 60-е годы 20 века. Это моногород, построенный вокруг предприятия по добыче урановой руды. Это единственное место в России, где добывают урановую руду. Туда съезжались люди из всего Советского Союза. Моя мама со своим первым мужем приехали туда. У всех этих людей высшее образование. Это техническая интеллигенция Советского Союза. Город на 90% состоит из таких людей. Это была культурная столица Забайкальского края. Мой отец из категории людей, которых ссылали туда.

Родился в Краснокаменске, учился в Чите, потом переехал в Нижний Новгород, прожил там около 6 лет. Дальше 5 лет в Екатеринбурге. После этого я уже переехал в Москву и прожил там 5 лет.

Я родился в маленьком городе, в котором никогда ничего не было. При этом у нас была совершенно бешеная библиотека. Мама все время покупала книги и все время их читала. Сегодня публикуют фотографии из советских времен, где ковер на стене и сервант с хрусталем. У нас все было то же самое. Ковер был, потому что было холодно, а он греет. Серванты были забиты в три ряда книгами. Но мне всегда было мало. Я уехал из Краснокаменска, потому что я хотел другой культурной жизни, более насыщенной, больше доступа к литературе, к кино, к музеям.

«Взял собаку, книжки и поехал»

Первый мой переезд был очень тяжёлым. Это была большая психологическая проблема. Но когда ты первый раз это делаешь и понимаешь, как это работает, дальше для тебя в этом уже нет проблемы. Собрать вещи и переехать из Москвы в Берлин для меня не было проблемой. Я взял собаку, сложил в чемодан футболки, трусы, книжки, и поехал.

У меня есть приятель, который переехал в Берлин в 2014 году. Он говорит: «Мне так не нравятся эти русские, которые приезжают. Они все время ноют и жалуются». Вообще понятно, люди оказались в стрессовой ситуации. Может это такая форма психологической защиты. Я так думал раньше.

Но сейчас я общаюсь со многими, кто переехал из Москвы и встречаюсь ровно с теми же вещами, которые были в Москве. Например, человек ищет квартиру. Ему предлагают хорошую квартиру по хорошей цене. А он говорит: «Нет, я не буду, это не в центре, я в Москве снимал в центре». Или когда надо выйти в магазин прогуляться купить еды, люди говорят: «Почему в Берлине такая плохая доставка?».

«Нужно не ныть, а адаптироваться»

Да, Москва во многих смыслах обогнала европейские города. Она действительно удобна с точки зрения транспорта, доставок, мобильного банкинга, доступности. Там продукты говно, но доставка отличная. Даже если ты живешь на самой последней станции метро, ты можешь найти там курсы японского языка. Поэтому, когда москвичи пытаются сейчас спроецировать на Берлин свои сценарии, с которыми они жили в Москве, они раздражаются. Но это другой город с другими правилами. Нельзя сюда прийти и сказать: «Мне здесь не нравится, давайте здесь устроим Москву». Так не работает. Надо приехать, узнать, как работает город, и встроиться в эти потоки. Потому что ни под кого город перестраиваться не будет. Тут живут люди, у них все хорошо, они к этому привыкли. Да, можно что-то предлагать, что-то внедрять. Но не сидеть и не ныть: «Ах, как мне было хорошо в Москве».

Краснокаменск — это город, где добывают уран, поэтому там самый высокий процент раковых заболеваний в России. Когда мне было 16 лет, отец умер от рака крови. Когда мне было 24, умерла мама. Если бы мама была жива, я бы никуда не уехал. Ей было бы, условно, 70 и она бы никуда не поехала со мной. Но из всех родственников у меня есть только собака.

«Cтрах парализует. С этим надо что-то делать»

Я немного трудоголик. У меня есть онлайн проекты. Плюс сейчас я одной галерее в Берлине бесплатно делаю дизайн. Я занят, потому что я сам себе придумываю задания. Как только ты останавливаешься и начинаешь размышлять, начинается абсолютно дикое состояние. Война не кончилась. Я не знаю, что будет завтра. Некоторое время назад говорили о ядерном ударе. А я же пессимистический человек. Сейчас о нем перестали говорить, поэтому я начинаю беспокоиться. Сейчас все прогнозы бессмысленны. Но тревожное состояние и страх парализуют, и с этим надо что-то делать.

Поэтому, чтобы не впадать в тревожное состояние, надо работать. Я уже 5 или 6 недель работаю без выходных, потому что я нагрузил на себя много. Но это для меня нормально. Я не думаю о войне.

Через 5-10 лет я хочу знать немецкий, хочу иметь хорошую работу. Хочу сам себя обеспечивать и достичь того уровня стабильности, который у меня был в Москве. Это план большой. Чтобы до него дойти, его нужно разбить на маленькие кусочки.

Есть два варианта для меня. Или очень много русских приедет в Берлин и им нужен будет такой как я, который говорит с ними на одном языке, и я встроюсь в эту систему. Или, более медленный вариант, я встраиваюсь в общую систему. Или будет что-то среднее.

Интервью 11 ноября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.