«Я радовался, что Крым — «наш», у меня же своих достижений не было»

 Я улетел из Петербурга в Москву в начале мая, и сразу же пересадочным рейсом в Казахстан. Прожил в Казахстане около месяца, потом на три дня перелетел в Тбилиси. После этого улетел в Стамбул и только из Стамбула купил прямой билет.

Я был убежден, что моей первой страной пребывания должна быть Швеция. Для того, чтобы в Швеции попросить политическое убежище и оставаться там. Но оказалось, что с моей визой, выданной немецким консульством, я должен переехать в Германию.

Германия согласилась принять к рассмотрению мое дело, поэтому через три месяца апелляций и неудачных попыток остаться в Швеции, 18 октября меня перевели в Берлин. Мои документы на статус беженца передали сюда и продолжается начатая процедура.

«В немецком лагере для беженцев — неуютно»

В отличии от Швеции, от Стокгольма — всем рекомендую — в Германии мне предложили размещение в бывшей клинике, в которой палаты на 10-12 мест с армейскими раскладушками. Если посмотреть на украинцев, которых клали в спортивных залах по несколько десятков людей, это не самый худший вариант. Но для меня это все равно было очень непривычно, потому что в Швеции я жил в двухместной или в четырехместной комнате, кровать над кроватью. Но это были настоящие кровати, а не раскладушки.

В Германии мне предложили эту бывшую клинику, лагерь для беженцев. Я переживал за свои вещи, хоть их и немного. Я ехал не в турпоездку, а просто бежал из государства, поэтому у меня было все самое необходимое — немного сменной одежды и документы. Но все равно, проснуться без этого, без рюкзачка хотя бы — он у меня даренный — было бы обидно. Там были очень другие люди, абсолютно не славяне. Хотелось бы себя защитить от упреков в национализме, потому что в Швеции со мной жил дядька из Эритреи, а в другом лагере со мной жил грузин, чувак из племени тутси и египтянин. Но там все было спокойно. А в Германии — больше неуютно и грязно.

«Спрятался в церкви»

Первые два дня я ночевал на диване у друзей, которые живут в Берлине уже лет 10. Но это семейная пара с детьми, я не собирался у них задерживаться. Поэтому искал волонтеров и недели две еще ночевал по 2-4 дня то там, то здесь у кого-то в гостях, у незнакомых людей. Это позволило вдохнуть-выходнуть. На третью неделю я нашел церковь, в которую случайно зашел спросить, нет ли у них какого-то разговорного клуба, чтобы учить немецкий. А у них и клуб есть, и языковые пикники, где они собираются и поесть, и поговорить. В этой церкви мне подсказали, где можно обедать и мыться. Они оставили меня у себя. У них жило достаточно много украинских беженцев, пока их не распределили по квартирам или общежитиям. В этой церкви я совсем успокоился и начал заниматься документами. Еда есть, жилье есть, уже можно и о душе подумать. Я наконец-то сходил на службу в синагогу.

«Пропаганда в школе»

Я очень давно боюсь репрессий, боюсь «железного занавеса». Странные вещи происходили. 8 мая я улетал, никому не сказал, потому что я в этом плане очень суеверный. Я боялся, что меня не выпустят. В это время у моей дочки в родительском чате вдруг появились фотографии, где дети в красных пионерских галстуках стоят с пионерским салютом. Я пишу им, чтобы убрали, потому что я не давал согласия ни на эти фотографии, ни на эту пропаганду дурацкую. И один из организаторов чата отвечает: «Тут родитель возмущается, давайте быстренько копируйте фотографии, и я их удалю». Они немного повозмущались, но удалили. А потом через месяц удалили из чата меня. Потому что я написал дальше о том, что не хочу этой пропаганды.

«Вы хотите, чтобы ребенок был изгоем?»

Жене начали звонить. Сразу позвонил директор, она была довольно тактичной. Потом позвонил завуч и начала нахлобучивать: «Вы хотите, чтобы ребенок был изгоем?» А до этого завуч подходила к каждому и выдавала листочек с домашним заданием: «Напишите письмо солдату на фронт» со словами «я лично проверю». Этого нет в школьной программе и вообще не должно быть. Буквально через два месяца они ввели «Уроки о главном» ... Жена после этого очень попросила меня больше не писать и ни к кому не обращаться по этому вопросу.

«Мне снились тюрьма, полиция и война»

Мне какое-то время, где-то с 2020 года, стали запоминаться сны про тюрьму и полицию. Я просыпался и помнил, что смотрел во сне. Потом пришли сны о войне.

У меня есть военный билет, в котором указано, что я ограниченно годен в военное время. То есть, если военное время начинается, то я военнообязанный несмотря на то, что я не служил. Но дело даже не в документах. Россия — это же «страна возможностей». «Пульс есть — нет пульса? Нарисуем». Тут не в логике дело.

«Конфликт с матерью»

Политические убеждения углубили и закрепили мой конфликт с мамой. Хотя начиналось все с бытовых вопросов. Я много лет хотел уехать, а она не хотела, чтобы я уезжал.

Больше 1-2 лет я не работал ни в одной из отраслей. Работал в сервисной организации, обслуживающей российские железные дороги, электронику. Работал секретарем в благотворительном фонде. Работал в пиццерии, в сервисе сборки и доставки мебели. Я учился на факультете менеджмента. Проходил практику в отеле. Мне очень нравилось общение с гостями. Но, к сожалению, нет такой профессии улыбаться гостям. Она совмещается еще с уборкой и наведением чистоты.

«Проблемы с "домкомом"»

Когда я понял, что я не справлюсь сам с крысами из жилищно-коммунального сервиса (KARENINA — Вадим боролся за права жильцов в собственном доме), мне подсказали решение. В 2018 году в Петербурге была общественная программа «Ликвидация социальной безграмотности» (KARENINA — программа активистского, сейчас антивоенного проекта «Трава»). Фактически это ярмарка активиста для людей, которые еще не знают о том, как можно быть активным и полезным. Они в течении месяца устраивали семинары, водили по благотворительным организациям, по экскурсиям. Я увидел, что таких белых ворон, как я, не очень-то и мало. Которые считают, что если очень хочется, то можно добиться, например, что в подъезде дверь заменят на новую хорошую. Люди, оказывается, этим занимаются годами. Есть какие-то приложения, сайты, телефоны, по которым можно просто позвонить и тебе лампочку поменяют, условно.

«А потом начался Навальный»

Там я увидел у людей на ноутбуках наклейку «Навальный-2018». Но для меня тогда это ничего не значило. Крым был наш и я радовался этому.

«Брат-2» (KARENINA — российский культовый фильм). Мне Сухоруков очень запал в душу. Очень нравилась такая брутальная бесшабашность. Тогда это было весело, классно, смешно. Но потом через несколько лет отжали Крым. И может это имперское — у меня же своих достижений нет, а тут — «страна встает с колен», уважение какое-то — мы же «свое» возвращаем. Такое странное было ощущение. Оно начало меняться только после этой программы «Травы», когда в мой информационный пузырь добавилась новая информация совершенно с другой стороны. Я спрашивал людей, правда ли они верят, что Навальный может победить. Потому что для меня это был какой-то шут гороховый, странная фигура. И люди, которые наклеивали такое на свой ноутбук, для меня были странными. Но потом я пообщался с ними. А они-то слюну не пускают. Нормально разговаривают, умно отвечают на вопросы.

«Я пытался помаленьку противодействовать»

До этого я не интересовался политикой. Крым, конечно, наш. Но я думал, что от меня ничего не зависит и до 2019 года я не ходил на выборы. Потом мысли начали меняться. Я заметил, что когда есть поддержка других людей, я реже стал проходить мимо вещей, с которыми был не согласен и знаю, что это неправильно.

Например, полицейские курят возле метро. Те же полицейские, которые за 50 метров от метро ловят курящих и выдают им штрафы. А еще за 10 метров от них бабушки торгуют цветами, что тоже запрещается. Я сидел тогда с камерой и ждал, пока они накурятся и пройдут мимо тетенек, которые торгуют цветами. И я смогу это видео приложить к заявлению. Я сделал заявление. Но по акту проверки «нарушений не было обнаружено».

Я пытался помаленьку всему этому противодействовать. Я просто поверил в эти песчинки, которые складывались. И я видел, что что-то меняется.

В 2014 году я не особенно задумывался. Но потом я начал себе задавать вопросы.

Я учился на магистратуре с китайцами — 12 русских, 24 китайца и один таец. И одна из китаянок меня как-то спрашивает: «А ты Путина любишь?» Это был как раз 2014 или 2015 год. А я не смог ответить ей честно, что не люблю. Я ей сказал: «Ну вот пока он там правит, у нас клумбы в Петербурге появились. Много цветов теперь».

«Зачем нам Крым?»

В 2016 году я подумал: «А зачем нам Крым? Как от этого мне стало лучше?» Зарплата у меня от этого не выросла, в санатории бесплатно туда не посылали, как-то он не приносил счастья и радости. А для чего нужны изменения в государстве? Для того, чтобы людям приносить радость.

Я думаю, что Крым должен быть общим. Что не должно быть границ вообще.

Мне было очень горько 18 октября, когда полицейские, которые встретили меня у трапа самолета, дали мне подписать бумажку (KARENINA — так как Вадим подал заявку на статус беженца). Автобус стоял, ждал меня. Я первый вышел, первый вошел, еще полиция, подписи. Я немножечко пострадал. Конечно, не так сильно, как человек, который сейчас на передовой с любой стороны. Или человек, который умирает от жажды в Африке. Моя боль гораздо меньше. Но если бы не было того и другого, то этой боли бы было меньше. И жил бы я себе дальше спокойно в Питере.

«Мечтаю приезжать в Питер на белом мерседесе»

Сейчас я хотел бы приезжать в Питер из ЕС с лысиной, на белом мерседесе.

Я не считаю, что если бы не Сталин, Гитлер бы всех победил. Я считаю, что если бы не Гитлер, Сталин бы пошел на весь мир. И все равно Советский Союз был бы агрессором и изгоем. Не живется правителям Российской Федерации спокойно. В отличии от шведских царей, которые проглотили свой империализм лет 300 назад.

Перед тем, как возвращаться в Питер в гости, я бы хотел пожить в Венеции. Я никогда не был в США и в юго-восточной Азии. Для этого гораздо лучше жить в центральной Европе, чем в центральной России.

* Имя изменено.

Интервью 7 ноября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.