«У нас война. Кофе хотите?»

Я жила в Киеве, работала в бьюти-сфере: макияж, укладки и фотография еще была. Последние 12 лет я работала только на себя. В Украине это называется ФОП, частный предприниматель.

Последние 15 лет я жила в Украине, но изначально я из России, из северного провинциального города. В свое время я просто приехала в Киев. У меня там были друзья. Думала, что поживу там годик. Я была молодая и мне хотелось какого-то разнообразия.

Многие, когда переезжают в другой город, никого обычно не знают. Я знала лично более 100 человек, когда переезжала. Я очень общительный человек. Это было очень классным плацдармом, чтобы там жить и развиваться. Когда знаешь так много людей, то тебе, как новоприбывшему, легче решать вопросы.

Почему Киев? Я просто хотела уехать из своего города. Там было тяжело жить. Очень много абьюза, насилия в моей семье, в моем окружении. Плохой климат. Жизнь была очень жесткая.

С семьей я не общаюсь. У меня всегда были с ними натянутые отношения и по мере взросления, с психотерапией я старалась их как-то решать. Но все равно держала дистанцию.

24 февраля мне стало все окончательно понятно. С того дня и по этот момент моя мама со мной ни разу не связалась и не позвонила. Хотя она была у меня в Киеве много раз, я возила ее во Львов.

«С семьей не общаюсь»

В 2014 году мне позвонили родители и сказали: «Ну все, ты наигралась, возвращайся домой, поднимай белый флаг». Я им сказала, что мой дом уже в Украине. А они мне: «Ну Крым же уже наш!» Я сказала: «А при чем здесь Крым?» Они сказали, что я говорю с ними как предатель. Мы год после этого не разговаривали, но потом продолжили общение. У меня там еще есть двоюродная сестра, с которой я более-менее нормально общаюсь. Она пыталась связаться с моей мамой после начала войны. Мама ей ответила, что я сама виновата, что они ничем мне помочь не могут и надо было возвращаться домой в 2014 году.

Моя мама — учитель. Она работала на всех этих выборных комиссиях. Сейчас она пенсионер. Я когда жила в России, тоже работала на выборах несколько раз. Мне было интересно посмотреть на этот процесс изнутри. Там было понятно настроение людей. Когда считаешь голоса, понятно, кто за кого проголосовал. Меня всегда удивляло, что результаты не совпадали в процентном соотношении с областью. За какие-то другие партии тоже было большое количество голосов, но в результате этого не было видно. Мне было интересно, в какой момент люди голосуют по-другому. У меня было ощущение, что чем меньше людей остается потом в комнате для подсчета голосов, тем большая вероятность, что эти цифры, написанные маркером на стене, поменяются.

«Войну я проспала»

Сестра еще пыталась прислать мне денег, когда началась война. Из-за этого мне заблокировали украинскую карту, потому что это был перевод из России.

24 февраля я была дома. У всех людей утро началось жестко, а я проспала войну. Я проснулась в 11 утра, телефон стоял на беззвучном. Было уже много пропущенных, сообщений. Я не могла понять, что происходит. Увидела, что мои друзья, которые были в Киеве, уже куда-то едут на машине по направлению к границе. 90% моих близких друзей на тот момент были не в Киеве, где-то в отпусках.

Я была в шоке. Было очень много информации. Я просто вышла их квартиры и позвонила соседке. Соседка в свое время переехала из Донбасса. Она открывает дверь и говорит мне: «Доброе утро, как у вас дела?» Я говорю: «Что происходит?» А она мне «Ну, у нас война. Кофе хотите?»

Это было каким-то сюрреализмом. Она мне говорит: «Вот когда вы увидите что-то в окне, тогда пора уезжать». Она была абсолютно спокойна. Этот человек уже один раз пережил потерю дома. Она год пыталась в Донецке как-то существовать, но потом уехала. Довольно интеллигентная и умная женщина.

«Опять Россия пришла и испортила мою жизнь»

Я пошла в душ и слышала все время очень громкие взрывы. В Киеве я жила в центре, очень близко к правительственному кварталу. Все приключения происходили там. Кабинка душевая дребезжала. А я прям злилась, что это происходит. Не было страха, было раздражение. Потому что я выбрала себе лучшую жизнь, приехала в Киев и эти 15 лет создавала себе уютный, безопасный мир. В Киеве на третий год у меня впервые за всю жизнь появилась мысль: «Я приехала домой», когда я однажды возвращалась из аэропорта. Это такое теплое чувство, которое прям разливается по телу. Когда началась война, я злилась, что опять Россия пришла и испортила мою жизнь. Когда я жила в России, я не чувствовала себя в безопасности. В том мире было очень плохо.

«У меня был русский паспорт»

У меня было полное отрицание. Это мой дом, это мое место. Было настроение, что я никому не позволю испортить мой дом. У меня в Украине вид на жительство, все легально. Но был русский паспорт. Мои друзья начали за меня сильно переживать. Подруга из Берлина начала писать, что я должна выехать. Я отказалась. Потом подруга попросила вывезти ее маму. И еще несколько подруг попросили вывести их родителей. В итоге у меня было четыре пожилых женщины, которых надо было перевезти через границу.

И я начала что-то планировать. Я искала людей с машинами, у которых еще остался бензин. Потому что на тот момент практически ни у кого не было бензина. Я искала водителей, которые могут забрать всех женщин и привезти их к вокзалу. Мы договорились в определенный день, в определенное время. Я готовилась абсолютно спокойно и осознанно. Мне казалось, что я в нормальном состоянии. Но когда я распаковала свой чемодан уже в Германии, то поняла, что нет, потому что я ничего не взяла. Я взяла косметику, фотоаппарат, ноутбук, но не взяла теплую одежду.

«На вокзале мы ждали 8 часов»

Мы приехали на вокзал и были там 8 часов. Мы не могли уехать. Уезжали ночью, сели в поезд с третьей попытки. При первой попытке мы потеряли одну маму в толпе и никуда не уехали. Маму нашли. За это время в трех километрах от вокзала разбомбили телевышку. Прозвучала воздушная тревога, мои барышни собрались в укрытие, но я их никуда не отпустила. Мне приходилось быть очень жесткой с ними. Если бы у меня было четверо детей, было бы легче. Пожилые люди ведут себя как дети, но при этом у них свое мнение, свой опыт, свои проблемы со здоровьем.

Мы ехали по маршруту Киев —Чоп. Чоп — это самый крайний город в Украине, дальше венгерская граница. Полчаса на электричке — и ты в Венгрии.

На границе у меня был допрос. Мои бабушки засуетились: «Это наша дивчина!» Но меня вернули через полчаса. Задавали вопросы, откуда я и куда. Звонили подруге, дочери одной из мам. Очень бегло посмотрели телефон. Но все было очень вежливо. В конце пограничник так мягко и с любовью произнес мое имя, что я подумала: даже моя мама меня так никогда не называла. Я не ожидала, что, учитывая ситуацию, он будет такой вежливый.

«ФРГ, Португалия. Меня ничего не радовало»

Изначально мы планировали ехать через Польшу. Но там не было прямого маршрута. Надо было ехать до Львова и опять пересаживаться. Я подумала, что мы не доедем. Плюс все дети этих мам мониторили информацию и смотрели, где на границе проще проехать.

В Венгрии нас встретил волонтер с машиной, забрал ночью и привез в Будапешт. Из Киева до Берлина мы ехали трое суток. В поезде было очень много людей и животных, у меня началась сильная аллергия.

Часть мам забрали в Венгрии, кого-то мы в Польшу отправили на автобусе. В Берлин нас забрал парень моей подруги. Я переночевала у нее одну ночь, дальше оставаться было невозможно, просто не было места. Еще до этого у меня был куплен билет в Португалию. Я решила, раз я уже тут, полететь в Португалию. Но потом думала возвращаться в Украину.

Я первый раз была в Португалии, но не смогла насладиться городом, меня ничего не радовало. Но был один хороший день, когда я просто весь день одна просидела на берегу океана. В тот момент мне написал немецкий друг, что я могу пожить у него. У него есть свободная комната, которую он использовал как кабинет. Потом я переселилась в соседнюю комнату и начала снимать ее. Сейчас я живу там.

Долгое время у меня был план только на следующий день. Потом появились планы хотя бы на неделю. Сейчас у меня появились какие-то желания, что я хочу делать после Нового года. За это время я дважды была в Украине. Но это очень тяжелый путь, я могу туда заезжать только на машине, и каждый раз это личный допрос с пристрастиями, долгая проверка документов. Когда я последний раз выезжала из Украины, в Польше приняли закон, что они россиян не впускают. Но у меня уже есть вид на жительство в Германии. Только из-за этого меня впустили в Европу, но очень долго проверяли.

«Хочу стать украинской гражданкой»

Еще в 2020 году я приняла решение, что хочу сделать украинское гражданство. На тот момент я уже имела на это право. Но из-за ковида все сильно затянулось. В прошлом году я трижды подавала документы, но по бюрократическим причинам не получилось. В сентябре 2022 года я опять подалась на гражданство в Украине. Документы приняли.

Мне в Киеве очень хорошо, несмотря на бомбежки и сирены. Но в каком-то смысле мне стало легче. Я попрощалась с квартирой, которую снимала 11 лет. У меня не было травмирующего возвращения в свой дом, в свои вещи, потому что я останавливалась у друзей. У меня было ощущение, что я просто в гостях. И как бы там ни было сложно, комендантский час, ты все равно знаешь, что ты дома и куда тебе идти. Мой мозг отдыхает. Потому что в Берлине у меня — пять языков. Когда я хожу на базар, говорю на турецком, люди очень радуются и пытаются что-то еще сверху досыпать. Плюс, когда знаешь язык и люди начинают где-то рядом на нем говорить, ты все равно обращаешь внимание.

В Украине мне было безопасно и спокойно. Многие украинцы в моем окружении говорили, что мы одинаковые. Но через какое-то время после переезда я стала чувствовать, что украинцы и россияне — вообще разные. Да, у нас есть что-то похожее, как и с другими славянскими народами.

Я очень много путешествовала по Украине, была практически везде, в разных городах. У меня есть любопытство к другой культуре, жажда жизни. Я никогда специально не учила украинский. Когда я первый раз в Украине устраивалась на работу, у меня было собеседование на украинском, и я там просто сидела улыбалась. При этом я часто ездила в западную Украину. Я очень люблю Львов, Черновцы, Ивано-Франковск. Когда приезжала туда, старалась говорить на украинском из уважения. Ни разу в моей жизни за эти 15 лет не было ни единой ситуации, где на меня смотрели бы высокомерно. Украинский язык вошел в меня мягко, с поддержкой друзей.

«На севере России люди злые»

Украина — плодородная земля. Там даже если люди живут бедно, они могут себя прокормить огородом, садом, скотом. В России такого гораздо меньше. В моей детстве сажать картошку было просто какой-то насмешкой. Мы садили ее летом, выкапывали через месяц и она была похожа на горох. Для меня было откровением, когда я узнала, что в Чернигове сажают картошку два или три раза за сезон.

В Украине люди добрее, потому что у них удовлетворены базовые потребности в солнце, еде и тепле. На севере России люди по большей части злые. Может быть сейчас что-то изменилось, но когда я училась в университете, в получасе езды люди жили в бараках с туалетами на улице. Это в том месте, где зимой бывает минус 40.

По моим ощущениям, украинцы более жизнерадостные. Даже люди в столице. В Питере или в Москве люди грызутся за достижение успеха, в Киеве люди более расслабленные. Плюс очень многое поменялось во время Майдана. Тогда люди почувствовали, что они — капли в океане, но это общий океан. Ты не один, ты можешь менять, влиять, чужие люди будут оказывать тебе поддержку.

Я была на Майдане. Я не могу это даже объяснить. Это в воздухе, ты это чувствуешь. Когда ты сидишь смотришь новости — ты в панике. Когда приходишь на Майдан — ты в безопасности. И неважно, встретил ты там знакомых или нет. Все — твоя семья. Это было очень четкое ощущение. И неважно на каком языке ты говоришь, какую веру ты исповедуешь. Украина — более лояльна.

* Имя собеседницы изменено.

Интервью 15 ноября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.