«»Русский стандарт» — это запуганные люди»

Я жил в Петербурге, с мамой, занимался брейкдансом. Уже 15 лет занимаюсь брейкдансом — преподаю, выступаю. Летом ездил в Индию на два контракта, снимались для Netflix. Это был какой-то фильм, который выходит в начале следующего года. Закончил университет Герцена, факультет программного обеспечения, я разработчик. Но это просто галочка, я закончил, сдал на пятерку диплом, но даже не забрал его. Эта область мне не интересна.

А закончил я только потому, что легко было. В России образование не очень. Я хотел поступить на магистратуру только чтобы получить отсрочку, но мне не хватило двух балов до бюджета. Там еще коронавирус начался. А я же преподаю и выступаю. Денег нет, чтобы военный билет купить. Брать деньги в долг не хотел, потому что непонятно, получил бы я тот военный билет или нет. Я очень сложно существовал. Заработок стал меньше процентов на 80. Я ушел в армию, потому что легче было переждать. Отдался эмоциям и ушел.

Времяпровождение в армии — тупое и бессмысленное

В армии очень тупо. Это какая-то ролевая игра, подобие армии. За год там я ни разу не стрелял. Знаю как, мы стреляли из холостых, но ни разу из огнестрельных. Знаю, как разбирать автомат. Но ни одних учений у нас не было. У нас были только бесконечные наряды, маршировали, были бесплатной рабочей силой. Мне повезло, что я вписался в клуб в воинской части, там я танцевал, выступал. А так было очень много ненужной ни для чего деятельности.

Дедовщины в армии нет, там сейчас это все пресекается. Есть всякие комитеты матерей, бесконечные проверки, телесный осмотр в конце каждого дня, чтобы если у кого-то какой-то синяк или ссадина, то сразу целое разбирательство. С этим сейчас в армии все строго. Я пошел туда, когда мне был 21 год, а через две недели в армии исполнилось 22.

Ходил на все протесты акции в Санкт-Петербурге

Я уехал из России из-за мобилизации. Не хочу на фронт, на войну, которую я не поддерживаю. Которой вообще не должно быть.

Я много против нее протестовал. Еще до войны я ходил на все акции, которые были. По большей части это акции от Навального, потому что они самые большие. Один раз на митинге меня задержали. Это был митинг против поправок в конституцию, против повышения пенсионного возраста. Тогда я неделю посидел в спецприемнике. На все ходил. А потом ушел в армию. Вернулся из армии и через месяц война началась. С 24 февраля ходил тоже каждый день, пока все не задавили репрессиями. Очень много полиции, очень жестко, всех задерживают, всем штрафы выписывают — если первое задержание штраф 30 тысяч, а дальше до 500 уже. Или арест до 15 суток, а потом до 30. Люди запуганы, конечно. Это русский стандарт. Все запуганы и никто не верит, что протест может что то изменить.

«От телевизора меня тошнит»

В Питере и Москве процентов 80-85 людей не поддерживают войну. Но я смотрел видео всякие из Сибири и дальше, где люди только телевизор смотрят. Там может быть да, к сожалению, поддерживающих больше.

Я не смотрю телевизор, меня от него тошнит. Дома есть, но вообще его не включаем. Бывало, пару раз включал, чтобы просто посмотреть на этот цирк, что там происходит. Меня хватало минуты на три, больше невозможно. Там просто ад, очень жестко.

Людям, которые смотрят телевизор, невозможно что-то объяснить, у них мозг выключается просто. Они все говорят под копирку то, что говорят по телевизору. И когда им факты какие-то предоставляешь, они даже не хотят их смотреть. Поначалу я пытался с ними спорить, а потом понял, что это бесполезно. Большинство не хочет даже пытаться думать. Легче просто сидеть в своем мире, который по телевизору показывают, который всегда смотрели люди. Им просто некомфортно что-то другое. Это для них все «фейки», все «выдумки», все «пропаганда западная». Если митинги на улицах — они любят говорить, что это «студенты выходят», «либералы» всякие. А выходят там все — от бабушек до детей. Все возраста. Нет такого, что выходят только студенты.

Когда война началась, на митингах было много людей. Если бы так не давили протест, может быть что-то из этого бы и вышло. Но у нас по-другому никак.

Решили уезжать моментально

Мы с мамой моментально приняли решение уезжать. Мы все ждали объявления Путина (KARENINA – о мобилизации) во вторник. Встретились с друзьями и в шутку обсуждали, что если завтра объявят, то, возможно, последний раз на неопределенный срок видимся. И с утра я проснулся от звонка друга. Уже была сумасшедшая паника везде.

Мы делали визы еще весной. Думали уехать, переждать. Но потом это решение замялось и как-то жили. А тут уже немного другое. Как с утра я проснулся, мы уже знали, что уезжаем.

На машине из Петербурга в Берлин

Поехали на машине из Петербурга. Мама за рулем, у меня прав нет. Поехали через финскую границу в Хельсинки, там переночевали один день в отеле. На следующий день попробовали на паром, но там не получилось, потому что только наличными можно было, а у нас не хватало. Через день попробовали еще раз. Уехали.

Квартиру свою мы сейчас сдаем. В России остались родственники, бабушка с дедушкой. Они телевизор смотрят. Мы пытаемся друг друга переубедить — они меня на свою сторону, я их на адекватную пытаюсь. Но ни у того, ни у того не получается. Поэтому мы пришли к выводу, что не будем обсуждать все это и друг в друга пальцем тыкать. Потому что сейчас сложные времена и надо чтобы хорошие отношения у всех были. Они говорят, что там «фашисты» и надо от них «защищать».

На пароме мы доплыли до какого-то города, не помню, и оттуда 300 километров на машине до Берлина. В Берлине мы у друзей живем. С документами пока не ясно, пока есть только туристическая виза, по которой можно 90 дней находиться.

«Сейчас политика касается всех»

У меня нет мыслей оставаться в Берлине. Я планирую вернуться, когда режим сменится или революция начнется. Я думаю, она начнется. Раньше многие могли говорить, что политика их не касается, они не интересуются. Но сейчас это касается каждой семьи. Всех отправляют на убой. Это уже касается всех. Поэтому я думаю, что сейчас это ускорится.

Из тех, с кем я общаюсь, поддерживает происходящее может только процентов пять. И то они ни то, что поддерживают — включают «незнайку», говорят «я не слежу за новостями, не хочу туда лезть».

Для революции есть много причин: мобилизация, цены выросли в России, кризис, весь адекватный мир отворачивается от России, правительство и так не поддерживает очень много людей. К тому же, очень много людей, которые поддерживают мобилизацию, так начинают оскорблять нашу власть, как себе даже не позволяет оппозиция. Потому что фронт рушится на глазах, все их сказки и мечты разрушаются. В правительстве уже все друг на друга начали пальцами тыкать. По телевизору все это делают. Многие люди из мобилизованных не поддерживают войну. Одно дело, когда на митинге в омоновца человек стаканчик кинет, другое дело, людям, которые не поддерживают все это, в руки еще и автоматы дают. Очень много факторов, которые сложатся просто.

Среди моих друзей никого не мобилизовали. Но друзей друзей очень много сейчас отправили.

«Путин и Россия для меня — разные вещи»

Я люблю свою страну, но ненавижу государство. Я разделяю Путина и Россию. Россия — это люди, места, друзья. Я обожаю Питер, мой любимый город. Берлин похож по вайбу на Питер. Хельсинки — я вообще не мог там находиться. Там симпатично, но атмосфера унылая. А здесь похоже на Питер.

Все адекватные люди у нас любят нашу страну, но не поддерживают всю ситуацию.

Я начал учить немецкий. Пока ничего не понятно, но это интересно в любом случае. Почему нет. Опыт.

Я вернусь или когда все закончится, или, что я очень хочу, когда начнется революция. Вернуться и поучаствовать. Выходить на протесты. Если я всегда ходил на них, и тут уже будет такой финальный. Конечно, хочется поучаствовать.

Интервью 4 октября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Анастасия Коваленко и Татьяна Фирсова. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.