«У россиян и украинцев — разный менталитет»

До войны все было хорошо и прекрасно. Я родилась и жила в Киеве, там живут мои родители и мой парень. Он — с западной части Украины, из Ровно, поэтому он украиноговорящий. Я привыкла разговаривать на русском, потому что у меня мама из Запорожья, и там был русский, соответственно.

Я — фотограф, работала сама на себя. Я снимаю портреты, снимаю для личных брендов, сотрудничала с журналами. Когда-то проходила Киевскую школу фотографии. Но, в основном, это личный опыт и опыт работы с другими фотографами. Непосредственно перед войной я хотела запускать бренд одежды, все для этого было готово. В четверг должна была встречаться с технологом, чтобы уже первые образцы отдавать в пошив. Но не сложилось.

В школе я учила немецкий и у меня была мечта переехать в Германию. Моя лучшая подруга переехала 22 года назад в Германию. И у меня была цель —мигрировать. Но последнее время было настолько все хорошо, что я уже задавалась вопросом: «А нужно ли мне мигрировать?». Жить там на съемной квартире, платить большие налоги… Я понимала, что в Украине у меня уровень жизни и комфорта высокий. Я хотела запускать свой бренд одежды, фотографировать только то, что я хочу, думать о том, какую сумочку мне купить и куда поехать путешествовать. Все было комфортно. Поэтому переезд как таковой уже не рассматривался. Но вынужденно все-таки пришлось переехать.

24 февраля уже были на западе Украины

В феврале мы были в отпуске в Турции. Поехали специально, потому что война в информационном поле. А я человек тревожный, всего боюсь. Всегда боялась, потому что война у меня всегда ассоциировалась, как жестокость, пытки, голод и холод. Мы с парнем и с дочкой решили уехать заранее, выбрали промежуток, чтобы переждать. Но война не началась, пока мы там были. Мы думали, возвращаться в Киев или нет. Мы вернулись, и через две недели началась война.

В среду вечером стало совсем тревожно. Все накалялось, знакомые военные предупредили, что ночью будут бомбить. Мы выехали на западную Украину к родителям моего парня, 24 (KARENINA — февраля) ночью мы были уже в Ровно.

Мы сразу подумали, что надо ехать на границу, но поскольку там уже были большие очереди, то простояли еще 12 часов. Мужчин уже не выпускали. Выпустили потом только меня с дочкой. Парень вернулся обратно и три месяца был у родителей, а потом, когда уже войска вышли из Киева, он решил вернуться в Киев.

Мне даже на границе повезло. Ночь, холодно, мы с чемоданами, уже устали. Без еды, думали, как границу переходить пешком. И тут муж другой девушки, а у нее двое детей, решил ей оставить машину. Но у нее не было прав. Он спросил, есть ли у меня права, а у меня они были. Мы выехали. Переночевали в Польше. Нам реально повезло.

Не знаю, остаться или вернуться

Я не знаю сейчас, оставаться ли нам в Германии или возвращаться в Украину. У меня лично сейчас нормально жизнь организована, мне знакомые нашли квартиру. У меня тут живет подружка: еще когда в школе учились, к нам приезжали по обмену. С тех пор 20 лет уже мы дружим.

Все немцы настолько отзывчивые, что я в шоке. В жизни не встречала настолько отзывчивых людей. Люди, которых я до этого в глаза даже не видела, готовы помогать. Это так радует.

Квартира, в которой мы живем, принадлежит девушке, которая во время коронавируса переехала в своему парню. Квартира стояла пустая, и вот сейчас мы в ней живем. Не знаю, насколько долгосрочно это все.

С октября планирую работать

Я получаю государственную помощь. Дочка ходит в школу. Работать пока не очень получается, потому что я в процессе оформления документов. В основном моя работа сейчас — это налаживание всего этого. Но у меня было и пару съемок. Одна съемка была для какой то продакшн-компании, для певцов. И немного заказов по ретуши.

Родители остались в Киеве.

На немецком я говорю очень хорошо, все удивляются этому.

До войны многие вообще не знали, где находится Украина и что такое Украина. Многие думали, что это часть России. Поэтому, мне кажется, многие, в том числе Россия, недооценивают Украину. И из-за этой недооцененности могут быть ошибки в прогнозах.

Украина — это большое самостоятельное демократическое государство. А многие так не думают. Большинство думает, что это какой-то российский придаток. И мне кажется, что большинство жителей России тоже так думают. Но это не так.

Именно наша воля, самобытность, демократия и помогает сейчас народу бороться со всем этим. У нас уровень мотивации чуть повыше.

Проблемы с русским языком в Украине нет

В Украине вообще нет проблемы с украинским и русским языком, о которой говорят. Я, как человек, который с детства привык разговаривать на русском. Мой парень говорит на украинском — у нас проблемы нет вообще. У меня есть знакомые, которые так живут. Это нормально. Я могу с легкостью перейти на украинский. Когда приезжала в Западную Украину, там тоже не было никаких проблем.

Пропагандисты говорят, что если ты говоришь на русском, то ты русский. Но когда мне задают вопрос, кем я себя ощущаю, говоря на русском, понятное дело, что я ощущаю себя украинкой. Почему я должна ощущать себя кем-то другим, если я говорю на русском?

Например, этот вопрос можно задать австралийцам: «А вы ощущаете себя американцами или англичанами?» Можно немцам задать вопрос: «А вы ощущаете себя австрийцами?» Часть Украины говорит на русском, но в этом есть историческая основа. Все равно ментальности русская и украинская отличаются, они разные.

Я считаю, что в России все-таки тоталитарный режим, исторически сложено так. В Украине у нас демократический режим. Это тоже важно понимать. У нас немного другое отношение и к власти, и к свободе слова. Ко всему. Мы свободны. У нас даже есть видео, где парень матами кроет нашего бывшего президента Порошенка, но ему ничего за это не будет. На улице можно подойти и, если кто-то хочет, сказать в лицо каких-нибудь гадостей Зеленскому. За это ничего не будет. Мы выходили на площадь, устраивали Майдан, когда нам что-то не нравилось.

У россиян — психология жертвы

Если делать отсылку к психологии, разница еще в том, что у россиян, если просто обобщить, психология немного жертвы. А если взять украинцев, то у нас психологический тип — это бунтующий ребенок. Вот так я бы назвала.

Если в России люди больше терпят и принимают то, что происходит, где то боятся сказать свое мнение, выйти, то в Украине, поскольку у нас —бунтующий ребенок —если нам что-то не нравится, то мы сразу начинаем. Как дети делают. «Нет, так не будет!». Мы все больше и больше движемся в сторону демократии.

У более старшего поколения, кто жил всю свою сознательную жизнь при Советском Союзе — им комфортнее вспоминать о той стабильности, а не о том, что сейчас. Но все эти революции и войны — это путь становления. Личностный рост происходит через боль. То же самое и в государственных масштабах. Чтобы окончательно нам обрести свою независимость и самобытность, нужно пройти и, к сожалению, этот путь сепарации.

Про разницу в культуре восточной Украины и западной

В западной Украине и, например, в восточной, чуть-чуть есть разница менталитетов. Западная часть — более украинская, там практически все говорят на украинском, Карпатах еще соблюдаются все традиции, носят вышиванки в повседневной жизни. Остались свадебные обряды, песни, музыка. Особенно в глубинках оно все соблюдается.

Киев, как и все центральные города — он более европеизированный, там все вперемешку. На самом востоке я никогда не была. Я понимала, что это обычные индустриальные города и мне не очень хочется туда ехать. Там, мне кажется, больше российской ментальности.

Интервью 9 сентября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.