«Россия теперь – это диктатура»
Денис Одинг, 51 год. Художник, продюсер, организатор фестивалей электронной музыки, Санкт-Петербург. Этнический немец.
Последние два года я жил в Петербурге, до этого 8 лет в Москве. Стоял у истоков клубной и рейв-истории в России. Морально я был готов к тому, что в какой-то момент уеду.
После 2014 года, когда стало очевидно, что Россия все сильнее и сильнее будет скатываться к диктатуре. Что будут проблемы, и они так или иначе коснутся каждого из россиян. Последней каплей была мобилизация, становилось все хуже и хуже. Это был толчок к тому, что в России сейчас лучше не находиться. Абсурдная ситуация.
С февраля 2022 года сотни тысяч жителей Украины, а также представители беларусской и российской оппозиции, бежали в Германию. Многие из этих людей хотят рассказать свои истории до того, как память сотрет воспоминания. Наш проект — серия документальных «интервью против забвения» — ведется в сотрудничестве с Федеральным фондом изучения диктатуры Социалистической единой партии Германии.
Я не был в армии, но сейчас призывают всех в любом возрасте, даже тех, кто в свое время откосил от армии в сумасшедшем доме. Поэтому угроза есть для каждого. Еще и в армии неразбериха, там правая рука не знает, что делает левая.
У меня был порыв уехать сразу после начала войны. Я думал об этом предметно и почти уже уехал. Но как-то мне казалось, что все это не будет так кошмарно.
Поскольку это оказалось массовым бегством из России, то с выездом были определенные сложности. Но у меня была шенгенская виза и я уехал через Финляндию. На маршрутке доехал до Хельсинки, а там сел в самолет до Берлина.
«В Берлине – большая русская диаспора»
В Берлин я приехал по многим причинам. Я этнический немец. Моя мама еще в 90-х хотела, чтобы мы переехали в Германию. Но тогда в России было время надежд. Я был молодой. Мы сделали первый в России техно клуб «Тоннель». Потом стали делать всякие проекты: «Восточный удар», «Рейв монтаж», «Казантип», два проекта с берлинскими партнерами – «Mayday» и «Soundtropolis». Постоянно привозили немецких артистов на мероприятия в Петербурге. Я бывал в Германии в 90-х и 2000-х.
Мне Берлин близок, я чувствую себя немцем, а не англичанином, американцем или аргентинцем, например. В то же время, здесь большая русская диаспора. Я не чувствую себя отрезанным от всего прошлого, есть друзья и знакомые.
У меня по маминой линии много немцев, и по папиной есть латышские немцы. Дед мой был репрессирован, арестован. Поскольку он был гражданином Германии, бабушка сказала: «Как так, он же немец?». Тогда его попросили принести паспорт, там же на Литейном (KARENINA — здание ОГПУ-НКВД СССР), поменяли гражданство на советское и растеряли. Бабушку выслали. Это мамины родители.
Возвращаться назад в Россию я не собираюсь, хотел бы остаться здесь. По возможности, получить гражданство по линии поздних переселенцев.
В моем кругу общения большинство не поддерживает войну, они вообще в шоке из-за всего случившегося. Но есть и люди, которые считают, что это правильно и поддерживают самым неожиданным образом, с имперскими бреднями. У каждого свои причины.
С 2012 года я начал ходить на митинги. Когда Крым присоединили, я был на Манежной площади. Когда Немцова убили, когда была история с Навальным. Я старался ходить. Но, поскольку в России диктатура, непонятно, есть ли в этом смысл. Меня в тюрьму не сажали, но рядом на митингах каких-то людей задерживали. Моих друзей, знакомых, родственников, в том числе.
Интервью 26 октября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.
Об интервью
Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.
Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.
Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.
