«Россия говорит, что в ЕС притесняют русских, но это неправда»

Я жил в Санкт Петербурге, учился там в Институте кино и телевидения. В какой-то момент я захотел заниматься чем-то новым и уехал в Казань, учиться на программиста.

«Оставаться было небезопасно»

Война застала меня именно в Казани. Когда я начал работать в «Медузе», то прекратил свое обучение, но еще работал из Казани, должен был переехать в Москву. Но началась война и все стало непонятно. Поэтому я через пару дней после начала вернулся в Петербург, в котором я прожил большую часть своей жизни, потому что там мои родные и близкие. Мне было спокойнее там быть с ними.

3 марта рано утром я уехал на поезде из Петербурга в Хельсинки, потому что я понял, что мне небезопасно находиться в стране. Мне было очень некомфортно. Было непонятно, как долго это будет происходить, что именно будет, начнется ли призыв, закроют ли границы. Поэтому я принял решение, что мне безопаснее будет уехать. Тем более что редакция «Медузы» находится в Риге, в Латвии, и у меня есть возможность туда приехать. У меня там есть моя работа, мои коллеги, которые всегда помогут. А если бы я остался в России, были слухи, например, что закроют границы и отключат интернет, то я лишился бы работы и сидел бы ни с чем.

Сначала я хотел поехать в Италию к своим друзьям, потому что они могли меня там приютить и ждали, я думал, что буду работать там дистанционно. Но в последний момент я решил, что проще будет работать в Риге и решил остаться там на какое-то время. Я выехал из России без проблем. Хотя на тот момент уже были истории, что людей допрашивают и смотрят технику. Мне повезло, я думаю, потому что они не могут задержать поезд. Таможенники просто спросили куда я еду и надолго ли, и все, поставили штамп. Финские таможенники вообще ничего не спросили.

«Русофобии» на улицах Риги нет

В Ригу я приехал с шенгенской визой, которая называется туристической. Она была действительна до середины апреля. Я приехал, поселился у своих коллег, и мы запустили процесс оформления документов, чтобы оставаться в Риге. Мне нужно было сразу переоформиться на рижский офис, чтобы стать налоговым резидентом в Риге.

За несколько дней до окончания моей визы оказалось, что в ВНЖ мне отказали. Пришлось срочно подавать документы на гуманитарную визу с правом на работу — ее мне выдали через неделю. Она действует год и изначально была с правом на продление. Но летом в Латвии поднялась волна протестов, и теперь там практически никакие визы не собираются выдавать россиянам. Это тоже пока что до конца непонятно, потому что сейчас все еще кому-то выдают визы, но кому-то отказывают.

В Риге происходит очень большая поддержка Украины и украинцев. Это очень здорово. Через два-три дня после моего приезда, в городе был очень большой марш в поддержку украинцев, который дошел до посольства России. Я тоже в нем участвовал, было интересно посмотреть, что будет. Никакого русофобского настроения там нет, все очень гладко. Латвия же одна из самых русскоговорящих стран Евросоюза, поэтому было бы странно, если бы там кто-то был против русских. Там все везде говорят на русском и это нормально. На улицах нет недовольства. Россия говорит, что в Европе притесняют русских, которые уехали, но такого нет, точно.

Сейчас я переезжаю в Берлин, потому что «Медуза» решила немного разделить редакцию. Я помогаю коллегам организовать момент с документами, чтобы им было комфортно переехать, чтобы они как можно быстрее могли реализоваться, найти жилье, начать здесь жить и работать. Пока что я здесь нахожусь по своей гуманитарной визе, но в ближайшее время планирую получить визу или даже податься на ВНЖ в Германии. Для этого мне нужно оформить тут рабочий договор, он у меня еще не оформлен, но в скором времени я этим займусь.

Я хочу оставаться в Берлине, я люблю его, был тут уже много раз. Здесь у меня есть друзья и знакомые, поэтому мне здесь комфортно. В Россию возвращаться я не собираюсь. Думаю, максимум, что может быть, это когда закончится война, когда будет понятно что-то с вопросом безопасности, тогда я поеду в Россию, чтобы навестить своих родственников и друзей, не больше. Какой-то особой тяги и желания вернуться у меня нет и, тем более, нет нужды в этом. Я не чувствовал себя безопасно в России и очень сильно тревожился до выезда из России, после начала войны, мне было сложно сконцентрироваться, собраться, о чем-либо думать. Но после того, как я уехал, все сразу стало намного легче. Вспоминая этот опыт, историю того, что там можно сесть за что угодно сейчас, я понимаю, что возвращаться туда я не хочу.

Родители остались в России. Мама очень сильно переживает, все ли со мной хорошо здесь. Я ей дал понять, что здесь намного лучше и за меня не надо переживать. Мы разговариваем, она понимает, что я не скоро приеду, а если приеду, то только в гости.

Интервью 29 августа 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.