Deutsche Übersetzung

«Хотела в тероборону, но меня не взяли»

Катерина Сотникова, 23 года, IT менеджер, Киев. 24 февраля хотела записаться в тероборону, но без опыта туда не брали.

Spitzname: Kätzchen
Катерина учит немецкий и пока в Украину не собирается.

Я родилась в Харькове. В 2017 году поступила в университет и переехала в Киев, заканчивала биофак в университете Т. Г. Шевченка. Когда я была подростком, мне хотелось заниматься биологией. Но потом поняла, что эта профессия — не мое. Когда закончила университет, то начала работать. Не по специальности, в другой сфере, я работала в IT менеджером, и сейчас до сих пор работаю. Соответственно последние 6 лет я жила в Киеве, родители в Харькове.

Серия KARENINA
Побег и изгнание

С февраля 2022 года сотни тысяч жителей Украины, а также представители беларусской и российской оппозиции, бежали в Германию. Многие из этих людей хотят рассказать свои истории до того, как память сотрет воспоминания. Наш проект — серия документальных «интервью против забвения» — ведется в сотрудничестве с Федеральным фондом изучения диктатуры Социалистической единой партии Германии.

 

24 февраля: пошли искать бомбоубежище

Война началась в 5 утра в четверг. Это была обычная рабочая неделя. Я просто спала. Проснулась, потому что подруга долго звонила мне. Я взяла трубку и услышала: «Котик, вставай, началась война».

Я просто начала собираться. Все находились в тревожном волнении, но я не верила, что война охватит всю страну. Думала, будут только небольшие стычки на Донбасе, усложнение, усугубление. Но не война со всей Украиной. Я помню, что было слышно взрывы, что-то сверкало в небе. Никто из моих знакомых к 6 утра уже не спал.

За минут пять я собралась, позвонила маме. До войны она говорила мне, что хочет поехать на нашу дачу, а дача находится прям возле границы с Россией. Я ее уговаривала не ехать. Я очень благодарна, что она не поехала туда, потому что там линия фронта. Скорее всего нашего дома там уже нет из-за перестрелок.

Была страшная ситуация. Мои друзья за два часа до начала войны успели выехать из Гостомеля. Еще немножко, и они бы там погибли.

Мы с соседом пошли искать бомбоубежище. Люди уже стояли возле магазинов, возле банкоматов. Кто-то уезжал. Наше бомбоубежище было закрыто на замок, мы ждали еще час, пока нам откроют его. Внутри оно было похоже на подвал, который не открывали лет тридцать, может, больше. Там было много песка, кирпичей. Я сидела в маске, когда мы туда спускались, потому что там просто невозможно было дышать. Многие сидели там безвылазно несколько дней. Там было много людей. Я очень боялась, что в этот дом попадут снарядом. Если бы он завалился, мы бы не выбрались.

Женщина с детьми хотела идти воевать

Мы сразу же установили приложение, которое позволяет общаться без интернета. Следили за новостями. Связались с территориальной обороной, спросили нужны ли им волонтеры. Там нам сказали, что людей уже отправляют в Гостомель, всех подряд, без какого-то обучения. В территориальной обороне людям сразу выдавали оружие и все необходимое, быстро учили, как им пользоваться. Но нам сказали, что если нет опыта, лучше волонтерить, а мобилизоваться лучше хоть с каким-то опытом. Мы видели, как они там уговаривали молодую женщину, у которой было двое маленьких детей, идти домой. А она хотела ружье и идти на фронт.

Первые пять дней я была в Киеве. Настроение было такое, что все готовились к уличным боям, искали материалы для «коктейлей Молотова». Мои друзья ездили их готовить. Строили планы на случай того, что делать, если будут нападать. Танки шли по городу. Все готовились к худшему. В территориальной обороне была очередь: кто-то шел добровольцем, кто-то помогал на месте, кто-то приносил консервы, ножи, что угодно и помогал, как волонтер. Было ощущение, что весь город мобилизовался.

На третий день мы уже сидели дома, потому что спускаться в бомбоубежище постоянно было невозможно. Мы стащили в него ковры, чтобы люди там не сидели на голом песке. Но все равно февраль, холодно кошмарно.

Российские диверсанты в городе

Еще вначале я говорила, что надо продержаться первые пару дней, тогда станет понятно, захватят ли Киев. Так и случилось. Из за Ирпеня, Бучи и других небольших городов возле Киева, Киев не взяли. В городе постоянно были сирены, слышно взрывы, перестрелка шла, пулеметные очереди, постоянно что-то летало. Помню, я не могла заснуть, потому что постоянно что то взрывалось. Тогда был комендантский час, скорее всего, украинские военные ловили диверсионные группы. Тогда много говорили, что в городе есть наводчики.

Я мониторила российские телеграм-каналы. Те, которые ведут российские силовики со своих мерзких танков. В одном из каналов как-то увидела запись, когда сфотографировали харьковскую городскую администрацию и подписали: «Теперь тут нет никого гражданского, теперь это военная цель, военный объект». После этого, буквально через пару часов, туда прилетела ракета. В районе в Харькове, где моя мама живет, я знаю, что вот так тоже выследили штаб территориальной обороны и прям туда попали ракетой. Кто-то в городе их наводил.

В один из дней, точно помню, было 8:30 утра, была воздушная тревога. Мы спали дома, решили подняться, потому что обычно самое тяжелое было в 4-5 утра, а к 8 они успокаивались. Помню, что я проснулась от взрыва, светило солнце и ничего не было видно за окном. Через полчаса оказалось, что попали в соседний дом, ракета упала в соседнюю многоэтажку. Это было самое близкое попадание к квартире, где я жила. Мы жили рядом с Жулянами — это еще один аэропорт в Киеве. Может быть целились туда, но попали в жилой дом. Это была для меня самая страшная история.

Через запад Украины во Францию

Изначально я не рассматривала возможность уезжать из Киева, но один мой друг на шестой день меня уговорил. Помню, у меня случилась истерика, когда я поняла, что мне придется уезжать. Я с этим долго боролась.

Сначала, первые пять дней, я чувствовала себя даже лучше физически, потому что жила на адреналине. Такая реакция организма. Но потом я приехала на вокзал, поволонтерила там немного, помогла разгружать вагоны с гуманитарной помощью, и купила билет на поезд. Вообще в поезд пускали всех, но с билетом было больше шансов в него влезть.

Когда было полчаса до отправления, все вагоны уже были забиты, как шпроты в банке. Я собиралась ехать в Каменец-Подольский, там жили родители моих хороших друзей из Киева. Они мне еще в первый день предлагали уехать. Когда я подошла к поезду, проводник сказал мне, что мест нет. У меня случилась паника на пару минут, но я переборола ее, показала билет. И тогда меня впустили. Проводник сказал: «Заходи, как-то поместимся». У меня был небольшой чемодан и небольшой рюкзак, но некоторые люди везли просто катастрофические баулы.

После меня в вагон, в который уже не пускали, влезло еще человек тридцать. Мы ехали в тамбуре. Старались хоть как то посадить детей, многие люди просто стояли. Поезд ехал очень долго, потому что были ограничения по скорости. Он ехал почти без остановок. Первые несколько часов я сидела на полу. Потом некоторые люди начали выходить, и я смогла сесть. Это был просто дурдом. К счастью, на некоторых станциях заходили волонтеры и раздавали воду.

В Каменце-Подольском уже было поспокойнее. Мы жили впятером с друзьями, я начала удаленно работать. В моей компании открылась опция волонтерства — мы помогали своим работникам, их семьям и друзьям выехать из опасных регионов. Моей работой было написать человеку, узнать, скоординировать, найти какие-то опции с транспортом. Работали с 9 утра до 9 вечера. Почти все мои друзья тоже занимались волонтерством, поэтому у нас организовалась большая сеть контактов. Мы помогали друг другу. Месяц я занималась такой поддержкой.

Через месяц мы поехали с подругой к ее родственникам во Францию. Из Каменец-Подольского нас довезли до румынской границы, мы показали украинские паспорта и очень быстро ее пересекли. В Румынии нас сразу встретили волонтеры. Там была еда, волонтерские лагеря. Мы сели на автобус, доехали до ближайшего города и там на железнодорожном вокзале нам быстро выдали билеты на поезд, бесплатные. Мы поехали в Бухарест. Там переночевали на вокзале в огромных пожарных палатках. После этого у нас был самолет в Париж. Вся дорога до Франции заняла один день.

В Париже, в пригороде, я пробыла неделю. Интересно, что у бабушки моей подруги мать была украинкой, которая оказалась во Франции после Второй мировой войны. Вышла замуж за французского солдата.

Жить дольше там не хотелось. Я не знала, куда мне ехать. У меня были знакомые и друзья в Берлине. Я подумала, что мне надо просто выдохнуть, поискать где-то жилье. Поэтому я решила поехать в Берлин. Друзья помогли мне найти семью, которая меня приютила. Вначале я жила у них бесплатно, теперь арендую комнату. Продолжаю работать на свою компанию в Украине. Не получаю от Германии никаких денег, потому что зарплата в Украине у меня больше, чем эта поддержка.

Возвращаться в Украину не собираюсь

В Украину я возвращаться не собираюсь. Я давно хотела поехать пожить в другой стране. Берлин мне и до этого нравился, поэтому пока я здесь. Я начала учить немецкий, мне повезло, я живу с немецкой семьей, где есть ребенок, который не знает английского.

В Украину, может, я вернусь через несколько лет. Но планирую ездить туда навещать семью. Уже была там в июле. Семью я пока не смогла уговорить сюда переехать. Там у меня мама, бабушка и отчим, он пошел в Харькове в территориальную оборону.

Интервью 29 августа 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.

Nichts verpassen!

Tragen Sie sich hier ein für unseren wöchentlichen Newsletter: