«Дома больше нет, но это неважно: главное, живы»

 Я родилась и жила в Киеве, но последние два года жила в Ирпене. Купила там квартиру, сделала ремонт. Работала на фрилансе, делала дизайн — это в основном была урбанизация города, я работала в компании, которая делала муралы на заказ. Это картины на стенах, как стрит арт. Я делала эскизы, а ребята их воплощали в жизнь.

По образованию я графический дизайнер - закончила Киевский национальный университет технологий и дизайна. Я жила одна, со своей собакой и котиком. Папа мой тоже жил в Ирпене, в том же доме, что и я, но в другой квартире, на разных этажах. Мама жила в Гатном — это тоже город в 10 минутах от Киева на маршрутке.

Кота и собаку я сначала отвезла во Львов - коту там очень понравилось, мы жили там в частном доме, кот там и остался. А собака сейчас с мамой в Киеве, но я делаю все возможное, чтобы ее забрать к себе.

24 ФЕВРАЛЯ: САМОЛЕТЫ И ВЗРЫВЫ

24 февраля все это началось прямо возле нас. Ирпень и Гостомель — это первые города, по которым начали бомбить, там аэропорт, в Гостомеле. Мы видели все эти вертолеты.

Мы долго с отцом принимали решение, что делать. В итоге поехали, забрали остальную часть семьи - маму, сестру, брата с девушкой. Всего в машине нас было 8 человек, 2 собаки, кот и кошка. Я ехала в багажнике.

Никто к этому не готовился. Когда мы приехали забирать маму, там все были в жуткой панике, сидели в ванной. Но никто не думал, что это будет долго, казалось, что это скоро закончится. И мы хотели поехать на дачу, там переждать — это 25 километров от Киева. Но потом на адреналине мы решили уезжать куда-то дальше.

Выехали мы 24-го где-то в 11 вечера, в сторону Львова по Житомирской трассе. Западная Украина дальше всего, и она казалась нам самым безопасным местом.

Когда выехали, то сразу же стали в пробку. Было очень много людей, кто-то шел пешком с рюкзаками и животными. Просились в машины. Сзади были взрывы, летали самолеты, а ты сидишь просто в шоке. В голове не укладывается. Ты просто не понимаешь, что происходит, и у тебя есть только цель — куда-то добраться. 600 километров мы ехали 24 часа. На блокпостах были огромные очереди.

ЛЬВОВ: ТЕТЯ ОТКАЗАЛАСЬ ПОМОГАТЬ

По дороге пытались найти, где переночевать, куда заселиться. Во Львове у меня тетя — мы сразу хотели к ней. Она очень близкий мой человек. Была… Я обожаю Львов, ездила туда каждый сезон. Я написала ей - а она ответила, что нас не примет даже на одну ночь, хотя у неё трехкомнатная квартира. Сказала: “Соня, ну ты понимаешь, вас много людей, тебя я могу принять, но всех — нет”. У нее мама просто старенькая, лежачая, но я не считаю, что это причина. Это война, началась война, и можно было бы потесниться. Я прекратила с ней общение после этого, потому что для меня это было — “вау!”

Потом мы поехали к подруге мамы - у неё частный дом под Львовом. Там мы все прожили несколько недель. Но потом мама с братом вернулись в Киев. А я уехала в Берлин. Перед этим дедушка наш любимый, ему 83 года, отдельно поехал к нам — друзья из Киева его посадили на эвакуационный поезд до Львова.

В какой-то момент мы все поняли, что это быстро не закончится, а работы у нас нет, только у брата что-то. И у дедушки пенсия. Поэтому я взяла на себя ответственность забрать кого можно и поехать куда-то дальше. У нас не было цели ехать в Берлин, надо было просто выбраться из Украины, потому что с нами были ещё дети. И дедушка физически не сможет бегать, постоянно в подвал прятаться.

Папа отвез нас к границе, но не смог подъехать прямо к ней. Поэтому за нами приехал автобус волонтерский. К нам подошёл мужчина и предложил помощь, потому что зима, а мы с детьми. И мы идём к этому автобусу, а рядом люди идут к границе пешком, и когда они видят нас, видят автобус, просто начинают бежать все в нашу сторону, кричать, с безумными глазами. Это было так страшно.

В Польше, когда мы приехали, надо было найти ночлег и просто понять, куда двигаться дальше. Я нашла людей, которые пустили нас переночевать, а утром отвезли на вокзал. Водитель, который вёз нас в Польшу, сразу мне сказал, чтобы мы ехали в Германию, потому что тут помогут больше. И это как-то отпечаталось у меня в голове. А все остальное было как в тумане. Какое-то шоковое состояние. Я просто помнила, что надо всех вывезти. Помню, как в каком-то городе в Польше, который мы проезжали по дороге уже в Берлин, нас ночью завели на вокзал и дали еду. Там был куриный суп. Я поела, легла на пол и просто уснула.

БЕРЛИН: ДЕДУШКА ТОСКОВАЛ ПО ДОМУ

В Берлине мой друг помог найти человека, который нас принял. Этот друг был моим вожатым в еврейском лагере. Я — еврейка по дедушкиной линии, у дедушки израильское гражданство.

Михаил — человек, который нам помог в Берлине, конечно, был немного в шоке от того, сколько нас приехало (KARENINA - две семьи в составе семи человек). Но дедушка через какое-то время поехал обратно в Украину. У меня, если честно, до сих пор проблема с пониманием времени. Какая-то каша в голове. Поэтому я не помню, как долго он с нами прожил тут. Кажется, совсем недавно уехал.

Дедушка привыкал, отходил. Гулял много, знакомился со всеми. Мы ходили по музеям, у него тут даже сестра есть — до этого я не знала, что у меня есть родственники в Берлине. Было удивление, когда мы пришли к ней, а на дверном звоночке написана моя фамилия. Но вскоре дедушка начал тосковать и говорить, что вся его жизнь там. Он не мог найти себе место. Я пыталась как-то его настроить, что тут все то же самое. И он говорил, что понимает это, понимает, что здесь сейчас лучше. Но все равно вбил себе в голову и не может избавиться от этих мыслей. Я очень не хотела его отпускать из эгоистических побуждений — это единственный для меня родной человек в чужой стране. Но потом я поняла, что если вот сейчас не пойти и не купить ему билет — это может привести к каким-то физическим последствиям. Депрессия может все усугубить. Он плакал.

После его отъезда было очень тяжело. Я где-то две недели не могла прийти в себя, потому что я все это делала ради него. Но я понимаю, что ему так лучше. Значит это было правильное решение.

Сейчас я нашла людей, которые дали мне комнату. Точнее, нашла моя одноклассница, и меня с ними познакомила.

ПЛАНЫ: УЕХАТЬ В КАНАДУ

Ещё до войны я хотела переехать в Канаду - у меня там дядя и брат. Я учила язык, хотела продать квартиру свою в Ирпене, решила переквалифицироваться на UXдизайн. Но квартиры моей уже нет. Мой дом в Ирпене — рядом с полем, где стояло ПВО украинское, там хорошая позиция. И теперь в доме огромная дыра от снарядов. Все двери сломаны, окон нет вместе с рамами. Русские вынесли все оттуда. Следы от пуль кругом. Это мне рассказал и показал наш сосед, который остался в территориальной обороне там. Что будет дальше с этим домом —я не знаю. Не понятно, можно ли его восстановить. Но я решила себе, что это не важно, это все материальное. А главное, что все близкие живы.

Сейчас я узнала о программе для украинцев, которая дает возможность получить визу на 10 лет в Канаде, чтобы жить и работать. И я ее получила. Очень счастлива теперь. До того, как уезжать в Канаду, в Монреаль, я, конечно же, хочу съездить в Украину, увидеть всех. Потому, что не знаю, когда получится это сделать ещё, если я уже уеду. Ещё хочу забрать в Канаду маму и брата. Он начал учить программирование сейчас. Но брата не выпускают из страны, а мама из-за него не хочет никуда пока что ехать.

У меня никогда не было проблем с языком в Украине. Я училась в украинской школе, но мама у меня вообще из Сибири, бабушка из Баку, второй дедушка русский. Я знаю оба языка и спокойно перехожу с одного на второй. И поняла я, что они очень отличаются только, когда переехала в Берлин. Миша, у которого мы жили, совсем ничего не понимал, когда я говорила на украинском.

Но в основном все мои друзья сейчас перешли на украинский. С ними я общаюсь тоже на украинском. Но для меня это не принципиально, потому что русский — это язык, с которым я выросла.

Интервью 18 августа 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.