Для меня Россия — это люди, которые говорят «нет войне»

Я приехал в Берлин из Франции. Там я прожил три недели. Я жил в двух часах езды от Парижа, в маленьком городке, в деревушке. Периодически ездил в Париж, просто чтобы погулять, посмотреть. Я не был во Франции до этого никогда. А вообще у меня там папины друзья, он меня к ним отправил.

Я пересек границу с Финляндией в ночь с 26 на 27 сентября. У меня была шенгенская виза, я сделал ее сразу же, как началась война.

Мне 22 года. Я учился в самом привилегированном театральном институте Санкт-Петербурга на артиста драмы и кино. Работал в независимых проектах, потому что принципиально не хотел идти в государственный театр. До отъезда у меня все шло довольно неплохо, набралось большое количество проектов. Я уже начинал как-то зарабатывать своим творчеством и это было круто. Без привязки к какому-то государственному учреждению. В Петербурге хорошо развито независимое театральное движение и можно зарабатывать больше не работая в каком-то театре, а просто делая проекты.

Родители у меня врачи. Они пытались меня агитировать быть врачом тоже, дедушка с детства об этом говорил. Папа просто не хотел, чтобы я шел на актера, потому что он считал это ненадежной специальностью.

В 2018 году, когда я поступал, невозможно было представить, что начнется война. И папа тогда мне говорил: «Вот война начнется, кому тогда нужны будут актеры? Нужно идти на специальность, которая нужна всегда, которая будет тебя всегда кормить». Забавно, что началась война.

Я начал читать новости, как и все, после 24 февраля. До этого я не сильно вовлекался в это. Но с того момента было уже невозможно не читать новости. После 24 февраля у всех была паника, но потом как-то все утихло, мы начали с этим жить. Я был на 4 курсе, это самое загруженное время. Мы делали спектакли, я работал над музыкой, делал какие-то концерты, антивоенные тоже. Но со временем, когда все научились с этим жить, стало спокойнее. А потом наступило 21 сентября и снова была паника. Мы уже с друзьями говорили, как будем в тюрьме организовывать театр. Потому что если ты не идешь на войну — ты идешь с тюрьму. Мы, естественно, не собирались идти на войну. Это было решено единогласно. А потом была новость о том, что закрываются границы.

Я вообще не собирался никуда ехать, потому что у меня было очень много ответственности в спектаклях, у меня музыкальная группа, которая называется «Дешевые драмы», альбом. Я уехал и все приостановилось. Думал, что моя группа потянет этот темп работы, но ничего не получилось, потому что я был основной, всех пинал.

«Дедушка звонил и плакал»

26 сентября утром мне позвонил папа и сказал: «Все, надо уезжать сегодня. Границы закрываются и надо решить, ты уедешь в Европу или будешь прятаться в деревне в Ярославской области на даче, чтобы не забрали на войну».

Я сказал: нет, не поеду. Потому что у меня премьеры, много людей от меня зависит, и я не хочу их подводить. Потом я поехал сводить альбом со своим звукорежиссером. Была паника. Мы пытались работать, но параллельно были все эти новости. Я был настолько уверен, что никуда не поеду, что взял с собой спортивную форму, чтобы вечером пойти в зал.

Потом мне позвонил дедушка. Я первый раз услышал, как мой дедушка плачет. Никто никогда не слышал, как он плачет. Он сказал: «Сева, я тебя умоляю, пожалуйста уезжай, мы что-нибудь придумаем. Я ходил в военную часть, и мне сказали, что забирать скоро будут всех. С любыми группами, срочников и не срочников». Дедушка — военный врач.

«Подступали слезы»

В этот момент я понял, что мне надо уехать, просто чтобы дедушка успокоился. Потому что я не готов позволить ему быть в таком состоянии и не готов получить еще один такой звонок. Поэтому я решил, что уеду.

Было 4 часа дня. А машина до Финляндии в 7. Папа говорил, что его друзья уезжают и могут меня забрать. Я поехал домой, позвонил девушке, слезы подступали, это было очень нервное состояние. Я приехал. Она собрала мои вещи в сумку. У нее нет шенгенской визы и не было возможности уехать со мной. Но она все поняла. Потому что было ощущение, что вот завтра начнут меня и всех моих друзей забирать на войну.

Я уехал в Финляндию и оттуда у меня был рейс до Франции. Что самое забавное, я ездил в Финляндию в августе и, поскольку у меня французская виза, они спрашивали, когда я поеду во Францию. Я сказал, думая, что навру — «В конце сентября». Это было в августе. И в результате я не соврал.

«From Russia with punk»

Я вообще не верю во всякую эзотерику и высшие силы, но было так много совпадений в этот день. Утром я надел футболку «From Russia with punk», мерч Юрия Дудя. Я просто ее надел, еще до звонка папы. И именно в этой футболке я пересекал границу. Я попрощался с девушкой, сел в такси, а там играло: «До скорой встречи, до скорой встречи».

Почему-то я был уверен, что уеду, все успокоится и через неделю вернусь

Сейчас у меня план получить вид на жительство, а дальше я не знаю, как пойдет. У меня есть повестка на срочную службу, не на мобилизацию. Но сейчас такая ситуация, что это одно и то же. Я должен был 14 октября явиться в военкомат. Но я туда не явился и мне уже какие-то письма домой приходят. Страшно возвращаться. Те, кто отучился, должны искать пути, как не попасть в армию. Это или покупка военного билета, или поиск каких то справок, или часто если ты поступаешь в театр, то он тебя от этого защищает.

«Накатывает депрессивное состояние»

Депрессия уже наступила. Она накатывающая, особенно если дома сижу, тяжело совсем. Я поэтому начал просто ходить в парк играть на гитаре. Один раз получилось довольно неплохо. Я думал, что так будет всегда. Поиграл 2 часа и мне накидали 17 евро. В Питере я тоже это делал — с 15 лет играл на улице. Но я никогда не играл в акустику, всегда была аппаратура, микрофоны. А сейчас я спустился на уровень ниже. Тут я играю все английские песни, которые знаю.

Сейчас у меня чувство очень выбитой из-под ног почвы. Что самое интересное, из всех эмигрантов, которых я встречал, из всех людей, с которыми общался в Берлине и во Франции, ни у кого нет даже частички надежды о возвращении. Все как будто это отпустили. И я чувствую себя очень одиноко в этом смысле, потому что у меня она есть. Я адекватно оцениваю ситуацию, что будет только хуже, к сожалению. Но какая-то надежда есть. А все вокруг меня пытался убедить, что не надо. Это меня удивляет. Наверное, я дурак, что у меня еще осталась надежда, если ни у кого ее больше нет.

«Хороший патриотизм»

Когда я эмигрировал, обнаружил в себе хороший патриотизм. Я был удивлен, что он у меня есть. Когда искал площадку в Берлине для своего спектакля, обнаружил, что я хочу делать крутые штуки в России. Чтобы сердцем моего творчества была Россия. Естественно, были мысли всегда о том, чтобы развиваться дальше в Европу и куда угодно, это очень круто. Но всегда хотелось, чтобы это исходило из моей родной страны. Как это получилось у Кирила Серебренникова, например. До недавнего времени его сердцем творчества была Россия. Он известен своими фильмами и спектаклями на всю Европу, но творил он именно в России. Я считаю, что это очень круто. «Петровы в гриппе» и «Лето» — это невероятного уровня фильмы про Россию, которые очень сильно отличаются от другого кино.

«Россия, ведущая войну, и театральная Россия – это разные вещи»

Я внутренне разделяю Россию, которая ведет войну и Россию, которая театральный мир, музыкальная индустрия. Мне очень нравятся люди в музыкальной индустрии России. Это люди, которые против войны, которые делают антивоенные высказывания. И за это платят.

Для меня наше гадкое правительство — это не Россия. Для меня Россия — это люди, с которыми я работал, которые приходили на наши спектакли, которые кричали на наших концертах хором «Нет войне». Вот это — моя Россия.

Я ни разу не общался с человеком, который поддерживает войну. Может быть, мне повезло. Все мое окружение, все люди, которые мне дороги — против войны.

Я жил и сейчас живу в оппозиционном информационном пузыре, в котором казалось, что все против войны. А потом выяснилось, что не все. Я даже не мог этого представить. И, как многие, я был очень сильно удивлен, когда обнаружилось, что есть куча людей, которые готовы поддержать войну. Это был шок. Я ездил летом в Ярославскую область, в деревню, где общался со своими друзьями детства, которые из маленьких городов на Волге. Они совершенно по-другому мыслят, совершенно в другом мире живут.

Интервью 28 октября 2022 года вела и записывала Татьяна Фирсова. Стенограмма: Татьяна Фирсова и Анастасия Коваленко. Перевод на немецкий: Ольга Кувшинникова и Ингольф Хоппманн.

Об интервью

Задача серии KARENINA — дать возможность высказаться очевидцам из Беларуси, Украины и России. Мы не только хотим узнать, что пережили одни, спасаясь от войны, и другие, скрываясь от преследований, что переживают те и другие, находясь в эмиграции. Мы хотим понять, как мыслят эти люди. Поэтому мы просим их рассказывать нам не только о пережитых событиях, но и о том, что лично они думают о происходящем сейчас в Восточной Европе.

Все наши собеседники и собеседницы — разного возраста и образования, у них разные родные языки и разные профессии. Их объединяет одно — желание рассказывать нам свои истории.

Интервью длятся от 20 минут до двух с лишним часов. Многие рассказывают с удовольствием и говорят очень свободно, другие более сдержаны. Мы задаем вопросы, требующие развернутого ответа, и предлагаем людям рассказывать, а не просто коротко отвечать. Из-за этого тексты зачастую получаются очень объемными, но в то же время — более открытыми и насыщенными. Стенограммы интервью мы по необходимости сокращаем, в первую очередь для того, чтобы их было легче читать. Стиль собеседников полностью сохраняется — так рассказы остаются аутентичными, подлинными. Чего мы и добиваемся – ведь это личные свидетельства о «побеге и изгнании» в центре Европы.