Война глазами детей погибших россиян
Почти за полгода войны Минобороны РФ лишь дважды опубликовало официальные данные о потерях российской армии. В конце марта ведомство утверждало, что в Украине погиб 1351 российский военнослужащий. По подсчетам «Русской службы Би-би-си» и «Медиазоны», в действительности погибших в несколько раз больше. Война глазами детей тех, кто воевал против украинцев — и не вернулся домой. | «Медуза»

«Боюсь, что не найду его»
Елена, 25 лет, Донецк. Отец пропал без вести
Люди погибают, дети. Рушатся дома, которые люди всю жизнь обустраивали… Слышите, за моей спиной бахает? А это центральный район Донецка.
Я устала от войны. Мне было 17, когда она началась, и вот мне 25 — а она все идет, только хуже становится.
Город пустеет. Мужчин все меньше. Им присылают повестки домой и на работу, просто ловят на улице и неподготовленных отправляют первым эшелоном. Восемнадцатилетние мальчики, которые автомат видели только в компьютерных играх, погибают просто так. Много моих знакомых погибло. Тех, кого знала лично, — не меньше восьми.
Мой отец не хотел на войну. Ему прислали повестку домой, потом на работу — за несколько дней до 24 февраля. В тот день папа пришел домой за вещами. Взял паспорт, военный билет, кнопочный телефон (другой нельзя), теплую одежду, какую-то еду, кружку, ложку. Я даже не успела понять, что происходит. Непонятно было, куда везут, зачем?
На следующий день он позвонил мне из автобуса и сказал, что его отправляют на какой-то полигон. Я задавала наводящие вопросы, потому что поняла, что он не может разговаривать открыто:
— Дали вам хоть какое-то оружие?
— Да.
— Одели-обули?
— Ну, так…
— Кормят?
— Не очень.
— Какое отношение?
— Никакое.
Ночью его и других мобилизованных рассовали по вагонам и увезли под Волноваху (российская армия и силы самопровозглашенной ДНР взяли город в марте 2022-го, — прим. «Медузы»), где уже шли военные действия. Мы потом еще пару раз созванивались. Папа был ужасно подавленный.
Я спрашивала у него, много ли там мужчин — «везут и везут». Господи, он вообще не хотел туда ехать. Оказалось, это полномасштабная война, а не какая-то «спецоперация», как ее красиво называют по телевизору.
В последний раз папа звонил в апреле, в мой день рождения. Позвонил рано утром — я не услышала. Потом перезвонила, он не взял трубку — им запрещали разговаривать. Но все-таки ему в тот же день удалось до меня дозвониться. Связь была ужасная, я ничего не поняла. Сказала только: «Папа, ты, наверное, хотел поздравить меня с днем рождения. Спасибо». И все. С тех пор он больше не звонил. Прошло уже несколько месяцев.
Когда он перестал выходить на связь, я решила, что его, скорее всего, отправляют в Мариуполь, где тогда не было связи. Почему-то у меня и мыслей не было, что мой отец погиб или попал в плен.
Недели через две сердце екнуло: «Что я сижу? Поеду-ка в часть». Поехала. Мне говорят: «Не переживайте, у них нет связи». Я ездила несколько раз, и каждый раз мне говорили одно и то же. А в конце апреля сообщили, что отец числится без вести пропавшим. Я сразу в слезы. Просто не понимала, что мне делать дальше, кому звонить, куда идти. В части никто не знал, при каких обстоятельствах пропал мой отец.
Я обращалась во все инстанции, которые у нас занимаются без вести пропавшими и пленными. Писала (уполномоченной по правам человека в ДНР) Дарье Морозовой, которая занимается пленными, писала в военный суд, генеральную прокуратуру республики, управление народной милиции. Спрашивала женщин, которые оказались в такой же ситуации, что делать. Мне посоветовали поехать в центральный морг, куда привозят фотографии неопознанных. По спискам папа не числился как погибший или раненый — (поэтому) оставались только неопознанные.
Поехала в морг. Смотрела фотографии и не нашла никого похожего на отца. Там были страшные фотографии: обгоревшие тела, какие-то куски в пакетах — иногда не понять, что на фото человек (я сдала ДНК, чтобы его могли сравнить с ДНК неопознанных тел).
Потом поехала в другой морг. Там фотографий не было. Пришлось смотреть тела, вернее то, что от них осталось. Они лежали не в рефрижераторах, а в обычных пакетах, многие в гаражах — потому что в морге мест нет. Но и там я не нашла отца.
У меня не было сил, я не знала, что делать, поэтому пошла к гадалкам — хотя скептически отношусь к ним. Они говорили разное. Одна сказала, что папа лежит недалеко от дома, ниже уровня земли, но не захороненный. Я подумала, может, он в морге и я с горячей головы просто не увидела его или не захотела увидеть. Снова туда поехала, снова смотрела фотографии. Ничего.
Столько времени прошло, а я до сих пор не знаю, живой он или мертвый. Жду. Надежды с каждым днем все меньше. Никто ничего не знает. Эта неопределенность убивает.
Я осталась совсем одна. Мамы у меня нет. Одной очень тяжело. Папа — простой работяга. Тихий, спокойный, молчаливый. Хотя и растил меня не он, а бабушка с дедушкой, мне легче не становится. Что бы там ни было, он мой отец. Единственная родная кровинка, которая у меня осталась, поэтому я за него переживаю. Ищу. Надеюсь, что он живой и вернется.
Власти (ДНР) объявили мобилизацию, забрали мужчин, забрали моего отца — а вернуть? У меня большая обида. Нас таких — женщин, которые ищут своих отцов, мужей, сыновей, братьев, парней, — очень много. Кто мы против власти? Никто. Нас ни во что не ставят. Пропал человек? Ну и фиг с ним. Делайте что хотите, ищите где хотите — мы ваше заявление приняли.
Я прекрасно понимаю, что по телевидению надо все красиво показать, что все молодцы, что всех находят. Но на самом деле все совсем не так. И никакие деньги, которые они обещают, мне отца не вернут, если его уже нет в живых.
Я боюсь, что не найду его. Боюсь, что жизнь будет еще невыносимее, что еще много людей погибнет. Я не хочу прощаться с жизнью. Не хочу, чтобы страдали мои близкие, мои друзья, да и просто люди.
Мне жаль людей, которые погибают на Украине… В Мариуполе очень много погибло, подруга моя тоже. Ее тело два с половиной месяца лежало под завалами.
Война забирает жизни, я не могу относиться к ней хорошо. Я далека от политики. Но думаю, что во всем виноваты люди, которые стоят намного выше нас, которые что-то не поделили и хотят кому-то что-то доказать. Мы — мирные жители — заложники ситуации. За нас решают, как нам жить, в какой стране, в какой республике, под каким флагом ходить.
Многие из тех, кого я знаю, смотрят в сторону России, потому что у них большая обида на Украину за обстрелы в 2014 году. Много людей тогда погибло — и погибает сейчас. Другие считают, что война пришла с Россией. Но в Украину они не хотят: «Не дай бог, они же в нас стреляют!»
Есть и те, кто мечтают вернуться в Украину, вспоминают, как хорошо жилось в 2013-м. Но многим людям вообще все равно, кто тут будет — Россия или Украина, — хоть к Ямайке присоедините!
Я думаю, что в Украине нам точно больше нет места. Нас, донецких, и раньше там не любили, а сейчас — тем более. Да и Украине сейчас нелегко. Неизвестно, что будет дальше, потому что война может прийти в любую страну, никто не застрахован.
Я просто хочу мира, хочу строить планы, хочу мечтать, хочу покупать вещи в дом. Я жду, когда наступит долгожданная тишина, когда мужчины вернутся домой и смогут спокойно выйти на улицу, не боясь, что их заберут и увезут непонятно куда.